ласково гладила старую женщину по волосам в надежде, что ее любовь поможет бабушке выздороветь.
Но дни шли, а никаких улучшений не намечалось. Отец приехал из Милана на выходные. Пенелопа слышала, как родители шепотом совещаются за закрытой дверью своей спальни. Потом отец повысил голос:
– Ты же не хочешь, чтобы она умирала на больничной койке!
Мать ответила что-то так тихо, что Пенелопа не расслышала. Потом снова заговорил отец.
– Наймем ночную сиделку. Она так много для нас сделала, теперь наша очередь сделать что-нибудь для нее.
Бабушку перевезли домой. Еще неделю она провела без сознания. Пришел священник для последнего причастия. Пенелопа продолжала преданно молиться об исцелении. И однажды на рассвете по всему дому раздался хриплый голос бабушки. Пенелопа и Ирена со всех ног бросились в ее комнату. Ночная сиделка безуспешно старалась ее успокоить.
– Я хочу кофе! – шумела Диомира. – Чтобы был крепкий и сладкий, как я люблю.
– Я сейчас приготовлю, бабушка, – изумленно ответила внучка.
– Пепе, быстро позвони врачу, скажи, чтобы пришел осмотреть бабушку. Скажи, что ей стало лучше! – крикнула ей мать с верхней площадки лестницы.
Вдвоем с сиделкой Ирена сумела поднять Диомиру на ноги, вымыть ее и переодеть в свежую ночную рубашку. Все это время бабушка не переставала ворчать.
– Стоило мне прихворнуть, а вы и рады! Ты посмотри, во что превратились мои волосы! Над губой – вон, полюбуйся! – усы отросли! Колются, как проволока! А ногти? И никому дела нет! Хоть бы лаком покрыли!
Вернулась прежняя Диомира. Она с наслаждением выпила кофе, поглядывая вокруг с лукавой улыбкой.
– Чудо! Чудо! – не умолкая, твердила сиделка.
– Да какое там чудо! – раздраженно воскликнула бабушка. – Просто я решила отдохнуть от всех своих дел. Вон на дворе уже белый день, а я все еще в спальне. Я хочу спуститься в гостиную.
Она откинула одеяло и потребовала свой халат. Ноги не держали ее, но Ирене и сиделке не удавалось ее отговорить.
– Не этот. Хочу тот – голубой, атласный, – заупрямилась Диомира.
Никогда в жизни Пенелопа не чувствовала себя такой счастливой. Она помогала матери и сиделке поддерживать бабушку, пока та с трудом спускалась по ступенькам, на ходу отдавая распоряжения.
– Позвоните парикмахеру. На обед приготовьте густую уху. Включите вентилятор, здесь слишком душно.
Ирена на каждом шагу повторяла:
– Хорошо, мама. Ладно, мама. Конечно, мама.
Они пересекли порог гостиной. Диомира потребовала кресло с прямой спинкой. Ей подложили подушку под голову, то и дело клонившуюся назад.
– Вот так-то лучше, – облегченно вздохнула Диомира, но тут же повернулась к дочери. – Я хочу поговорить со своей внучкой с глазу на глаз. А вы обе выйдите отсюда и закройте дверь. – Она с довольным видом огляделась по сторонам и улыбнулась Пенелопе. – На самом деле мне вовсе не так хорошо, как кажется, – призналась бабушка. – Но больной имеет право покапризничать. Надо будет заново обить мою гостиную, – заметила она, оглядывая вытертый и потускневший шелк. – А теперь, детка, сделай мне одолжение, – старуха заговорщически понизила голос. – Открой вон тот ящичек под этажеркой. Там сигареты и спички.
– Бабушка! У тебя же было воспаление легких. Ты же не хочешь…
– Молчи и делай, что велят. Вот так, умница. Дай-ка мне сигаретку. Раскури сама, будь добра. И открой окно настежь. Если твоя мать заметит – обязательно устроит скандал.
Пенелопа сунула ей в рот сигарету, и Диомира затянулась дымом. На ее лице появилась блаженная улыбка.
– Je suis soulagee,[6] – сказала она.
А потом бабушка опустила голову на грудь и уснула навеки в своем любимом кресле работы великого мастера Чиппендейла.
5
Бабушка Диомира лежала в гробу, обитом белым атласом со строчкой из золотых нитей. Ее обрядили в бордовое платье, украшенное кружевным плетением макраме, в то самое, в котором она когда-то была в театре «Бончи» в Чезене на премьере «Риголетто». Ирена вложила ей в пальцы четки, купленные второпях в ближайшем ювелирном магазине. Бусинки были темно-красного цвета, как раз под стать платью.
Улучив минутку, когда никто ее не видел, Пенелопа вытащила из ящичка под этажеркой пачку сигарет и спички и спрятала их в гроб.
– Вдруг тебе там захочется покурить, – шепнула она на ухо бабушке, не сомневаясь, что такая забота придется ей по душе.
Известие о смерти Диомиры Гуалтьери мгновенно облетело весь город, и в дом потянулись люди всех возрастов и сословий. Первым явился учитель Бриганти.
– Дорогая Ирена, я пришел выразить вам свои соболезнования, – шепотом проговорил профессор.
– Спасибо, дорогой друг. Если хотите видеть маму… – Ирена жестом указала в глубь гостиной, где диван,
