хотели, как лучше. Но что бы вы ни говорили, это не изменит моего отношения к Лео. Мне очень хочется послать к черту все эти приличия и хорошие манеры! Я из-за них и так уже настрадалась. В детстве я мочилась в постель, ты краснел за меня, в школе я дерзила, и ты читал мне нотации по этому поводу. У дедушки в Модене я водила дружбу с разными подозрительными типами, ты был в ужасе. Я читала сомнительные книги, я влюбилась в сына служанки, все я делала не так, «неприлично»!
Она произнесла свою тираду на одном дыхании, ожидая бурной реакции отца, но тот, невозмутимо выслушав ее, коротко ответил:
– Да, это так.
– Скажи, ты знал про Гермеса? – спросила Джулия.
– Да, у моралистов есть глаза и уши и даже сердце. Но в силу хорошего воспитания некоторые из них не показывают своих чувств. Хоть твоя мать всегда и покрывала тебя, я все знал. Но я верил, что ты, как истинная де Бласко, рано или поздно образумишься. Однако чем дальше, тем хуже и хуже. Ты дошла до того, что завела роман с женатым мужчиной. Или ты надеешься, что он оставит ради тебя жену?
Казалось, горячность Джулии подействовала и на него, он говорил уже не с той усталой безнадежностью, а горячо, взволнованно, и Джулия даже была рада этому.
– А если и оставит, то что? – с вызовом спросила Джулия.
– А то, что вы будете жить вместе не по закону. Тебя устраивает такая жизнь?
– Тысячи пар живут, не будучи обвенчаны, я не вижу в этом ничего страшного.
– Когда ты ему надоешь, он просто выбросит тебя, как ненужную вещь, это я тебе точно говорю. Джулия, не делай глупостей, о которых будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Одумайся, иначе произойдет непоправимое.
Ей было искренне жаль отца. Она видела, что он очень волнуется за нее, и решила не скрывать от него правды.
– То, что ты называешь непоправимым, уже произошло, – испугавшись собственной смелости, призналась она.
В комнате воцарилась тишина. Джулия не отрываясь смотрела на оклеенную желтоватыми, немного выцветшими обоями стену, боясь встретить отцовский взгляд. И все это произошло из-за Бенни, который считает себя вправе всех воспитывать. Лео тоже хорош, зачем-то все рассказал брату, рассчитывая на мужскую солидарность. «Если я расскажу ему правду, – рассудил он, – Бенни, зная о моих серьезных намерениях, займет нашу сторону». Джулия была уверена, что к хорошему откровенность с братом не приведет, и вот, пожалуйста, результат: Бенни все выдал отцу. Если б он знал, что «непоправимое» между его сестрой и другом уже произошло, он и это бы не утаил, чужих тайн для него не существовало.
– Не надо было называть тебя Джулией, – горестно качая головой, повторил Витторио де Бласко. – Может, и правда, в имени уже заложена человеческая судьба.
Он был подавлен, даже жалок. Когда их глаза наконец встретились, Джулия прочла во взгляде отца глубокое разочарование, крушение надежд.
– Ты меня не ругаешь, не наказываешь, – удивилась она.
– Если ты поступишь по-своему, то сама себя накажешь, – со вздохом сказал отец, – очень сильно накажешь. Я, в отличие от тебя, умею заглядывать в будущее, поэтому могу тебя только пожалеть.
Если бы отец накричал на нее, ей было бы легче. Еле сдерживая слезы, она наклонилась и поцеловала отца в худую щеку. Он ответил ей беспомощной улыбкой.
– Я причинила тебе горе, – с сожалением сказала Джулия.
– Если бы ты врала и изворачивалась, то еще больше меня бы расстроила, – ответил Витторио де Бласко. – Ты отчаянная, Джулия, но я благодарен тебе за искренность. Да хранит тебя Господь!
– Спасибо, папа, – растроганно прошептала Джулия и, тихо выйдя из комнаты, осторожно прикрыла за собой дверь.
Погруженная в свои мысли, она прошла мимо матери и стала подниматься по лестнице. Дойдя до последней ступеньки, она почувствовала, что ей плохо: к горлу поднялась тошнота, все тело охватила странная слабость.
Наутро все повторилось сначала, и Джулия решила сдать мочу на анализ – она заподозрила, что беременна.
Вечером они договорились с Лео вместе поужинать, и Джулия, зайдя в аптеку за результатом, подтвердившим ее опасения, сразу же отправилась в ресторан.
– Я беременна, – сказала она Лео чуть ли не с порога.
– Боже мой! – испугался он. – Ты так спокойно об этом говоришь!
– А как же об этом говорить? – с детской наивностью спросила Джулия. – Беременна значит беременна.
– И что ты намерена делать? – осторожно спросил Лео.
– Что мы намерены делать? – поправила его Джулия.
– Надеюсь, наше решение будет единодушным.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду аборт, – решительно ответил Лео.
Глава 8
Джулия резко вскочила из-за стола и бросилась в туалет. Там ее вырвало. Вернулась она совершенно разбитой. Лео выглядел потерянным, и это подействовало на Джулию угнетающе. Заплатив по счету, он вывел ее под руку из ресторана. На свежем воздухе оба почувствовали себя лучше.
– Почему я должна делать аборт? – спросила Джулия.
– Потому что ребенок должен быть желанным, а не случайным. Потому что ему нужны не просто отец и мать, а крепкая семья, иначе он всю жизнь будет несчастным. У нас сейчас не лучший момент, мы оба в состоянии войны: я – с женой, ты – со своими домашними, и это положение может затянуться надолго. Мы не сможем уделить ребенку столько внимания, сколько он требует.
Прежде Джулия никогда не думала, хорошо это или плохо прерывать беременность. Не случалось ей и обсуждать этот вопрос с подругами. Она была далека от того, чтобы видеть над каждой беременной женщиной нимб Богоматери, но и не считала рождение ребенка обыденным, житейским делом. Слушая Лео, она представила себе крошечный эмбрион, который едва начал развиваться в ней из семени любимого ею мужчины. Эта новая жизнь полностью зависела от ее решения, и она удивилась, как Лео может так уверенно выносить ей смертный приговор.
– Надо было раньше думать, – уколола она его, – ведь у тебя опыта побольше, чем у меня.
– Раз уж так вышло, надо поскорей исправить ошибку, – уверенно продолжал Лео.
– Исправить ошибку – это значит сделать аборт?
– Другого способа нет, – терпеливо ответил Лео. – Мы пока не готовы иметь ребенка, тем более что меньше всего думали о нем, когда любили друг друга, разве не так?
– Думали мы о нем или нет, теперь значения не имеет. Он есть, и я не выброшу его на помойку!
Сказав это, она бросилась бежать – от Лео, от себя, от своих сомнений. Он догнал ее и нежно обнял за плечи.
– Любимая, не будем ссориться! – Его мужская самоуверенность исчезла, он был похож на смущенного подростка.
– Я в отчаянии, – прижавшись к его груди и глотая слезы, возбужденно говорила Джулия. – Я боюсь. Боюсь скандала с родителями, боюсь твоей жены, всего боюсь! Но ребенок уже живет во мне, и я не убью его, даже если останусь одна безо всякой поддержки.
– Хорошо, хорошо, – уговаривал ее Лео, – успокойся. Как ты захочешь, так и будет. Я люблю тебя и люблю нашего ребенка, даже если он родится таким же упрямым, как и ты. Обещаю тебе, я больше не буду тебя уговаривать сделать аборт.
В тот вечер Джулия никак не могла уснуть. Ей хотелось посоветоваться с матерью. Лео обещал поговорить с женой еще раз и начать искать квартиру, где они смогут жить пока вдвоем, а потом и втроем. Все мысли Джулии сосредоточились на неопределенном будущем и на судьбе крошечного ребенка, которого ей было бесконечно жаль. Никогда, даже в трудном подростковом возрасте, даже в период бурного полового созревания, она не чувствовала себя такой одинокой.
Изабелла спала рядом, и Джулия ей завидовала. Каждый вечер, жирно намазав лицо кремом и накрутив
