подарок, осторожно взяла шаль и изящным жестом накинула ее на плечи, прикрыв коленкоровое платье.
— Красота-то какая! — покраснев, произнесла женщина.
— Вы прямо как синьора из Брайтона, — сделал Алине комплимент сын.
Мать, не поняв похвалы, нахмурилась.
— Что еще за Брайтон? — спросила она.
— Город, где я живу, — спокойно объяснил Анджело. — Это в Англии, у моря. Летними вечерами, когда становится прохладней, элегантные дамы набрасывают на плечи шали вроде этой и выходят на набережную прогуляться.
Роза представила себе элегантных дам, которых никогда не видела, набережную и море, о котором понятия не имела. А Алина смущенно улыбалась: ей очень польстило сравнение сына.
Впрочем, мать тоже никогда не видела моря, но шаль сразу стала для нее драгоценной реликвией. Она набрасывала подарок на плечи, запершись в одиночестве в спальне, и воображала себя элегантной дамой из далекого города Брайтона.
А Анджело обратился к Ивецио:
— Мама мне писала, ты хорошо рисуешь…
Мальчик почувствовал, что за замечанием брата последует что-то важное.
— Да я так… когда делать нечего, — прошептал Ивецио.
— Нет, у него действительно хорошо получается, — вмешалась Алина.
— Тогда я правильно выбрал тебе подарок.
Анджело протянул брату коробку и добавил:
— Тут карандаши, но, если намочить кончик, ими можно рисовать как красками.
Ивецио поднял крышку деревянной коробочки: там аккуратным рядком лежали разноцветные карандаши, начиная с белого и кончая черным, а между ними — целая цветная радуга. Ивецио словно завороженный смотрел на многоцветье карандашей, таких новеньких, таких прекрасных, глубоко вдыхая их запах.
Мальчик взглянул на сестренку.
«А Анджело совсем не злой», — прочла Роза во взгляде брата и, опустив ресницы, беззвучно согласилась с ним.
— Вот и подарок для сестренки! — объявил Анджело, и в его натруженных руках блеснуло ожерелье, показавшееся Розе невыразимо прекрасным.
— Это мне? — не веря собственному счастью, спросила Роза, осторожно дотронувшись до серебряного ожерелья, сделанного в форме розочек.
— Как настоящие розовые бутоны, — прошептала она, не отрывая взгляда от нежданного подарка.
— Так оно и есть, — с улыбкой объяснил Анджело. — Это бутоны розы, ты ведь у нас Роза, Роза в бутоне. Я выбрал это украшение для тебя.
Слова брата звучали нежно, он надел ожерелье девочке на шею, и Роза почувствовала прикосновение серебряных розочек. Она коснулась их пальцем, опустила глаза, чтобы рассмотреть получше. Она почувствовала себя иной, единственной в своем роде, и ощутила непривычное волнение. Раз брат сделал ей подарок, как настоящей женщине, значит, она действительно становится женщиной.
— Ты прямо красавица! — заметил брат, с улыбкой наблюдавший за изумленной Розой.
— Как те дамы в Англии? — робко спросила она, не поднимая от смущения глаз.
— Лучше, куда лучше, — рассмеялся Анджело.
Алина строго взглянула на детей, но решила пока не вмешиваться, опасаясь нарушить хрупкую гармонию этой минуты.
— Спасибо! — произнесла Роза.
Она подошла к Анджело, поцеловала его в щеку, ощутив на нежных губах колкую щетину, и еще почувствовала какой-то неизвестный, но приятный запах.
— Ну хватит, — заявила Алина, похоже, несколько раздраженная.
— Конечно, хватит, — согласилась Роза, думая, что мать намекает на полученные великолепные подарки.
Женщина же имела в виду этот неуместный, на ее взгляд, поцелуй. В доме Дуньяни целовались лишь в особых случаях. Едва дети вставали на собственные ноги, их уже не брали на руки. А родительская ласка напоминала скорее подзатыльник, чем нежное выражение чувств. Но дети росли в довольстве. Достаточно было слушаться родителей, и никакое наказание тебе не угрожало. Роза помнила лишь один случай, когда мать поцеловала ее. Девочка тогда лежала больная, с высокой температурой. Зато очень часто приходилось Розе целовать распятие и край одежд гипсовой Мадонны в маленьком гроте, окруженном садом, по ту сторону дороги. Все работники «Фавориты» принимали участие в постройке этого святилища.
Она ничего не чувствовала, касаясь губами холодных святынь, разве что леденящий страх перед карой небесной. А щека Анджело была теплой, живой и пахла марсельским мылом и солнцем.
Анджело приподнял сестренку сильными руками и посадил ее к себе на колени.
— Поможешь мне достать остальные подарки? — спросил он.
— Нет, мне хочется пойти к Клементе, — ответила девочка и умоляюще посмотрела на брата.
— Ну раз это так важно, беги к Клементе, — согласился он.
Роза соскользнула с колен Анджело, а Алина облегченно вздохнула: ей не очень-то понравились те знаки нежности, которыми обменялись Анджело и девочка. Она подумала, что в далекой стране ее сын приобрел чужестранные привычки и забыл о приличиях.
Клементе ждал их, сидя на земле рядом с хлевом. Он терзал перочинным ножом, своим единственным сокровищем, тополиную веточку. У ног его свернулась Лилин, черно-белая дворняжка, неразлучный спутник и товарищ в играх. Из хлева доносилось протяжное мычание коровы.
— Я вас уже сто лет жду! — недовольно проворчал Клементе.
Это был худой, крепкий мальчишка, смуглый от солнца и грязи, с кроткими, спокойными глазами.
— Анджело вернулся! — объяснил возбужденный Ивецио. — Анджело, наш брат, ты его не знаешь. Он в Англии жил!
Про Англию Клементе никогда не слышал, он припомнил знакомые названия: Крешенцаго, Колоньо, Вимодроне, Монца, Лоди, Бергамо, нет, такого названия он не знал.
— Смотри, что он мне привез из Англии, — похвасталась Роза.
Ей нравилось произносить само слово «Англия», и она с детской непосредственностью продемонстрировала свое сокровище. Клементе, увидев украшение, даже глаза вытаращил.
— Оно что, твое? — спросил он, хотя знал, что у хозяйских детей бывают вещи, недоступные простым смертным.
— Мое, мое собственное, — гордо подтвердила Роза.
— Вот оно как! — проговорил Клементе, повторяя любимое восклицание своего отца.
Отец мальчика был самым высокооплачиваемым работником в поместье. Этому уроженцу Бергамо ферма во многом была обязана своим процветанием, поскольку он великолепно разбирался в молочном производстве и выращивании крупного рогатого скота. В семье его было пятеро детей. Клементе, лишь на год моложе близнецов, всегда оставался их любимым товарищем в играх. Розу он любил без памяти.
Клементе отличался живым умом и наблюдательностью. Ничто из того, что происходило в «Фаворите», не ускользало от его взора. Он заметил появление чужестранца, а теперь был уверен: о возвращении Анджело Дуньяни, старшего сына хозяина, из дальней страны под названием Англия в деревне еще будут вспоминать долгими вечерами.
— Оно серебряное! — сказала Роза и, уперев руки в боки, кокетливо прошлась перед Клементе.
— Покажи, — попросил мальчик, потянувшись к ожерелью.
Роза отскочила назад и инстинктивно прикрыла украшение руками, защищая свое сокровище.
— Ты с ума сошел! — воскликнула она. — У тебя руки грязные, перепачкаешь.
— Оставь ты ее! — сказал Ивецио.
