— Почему бы тебе не остаться ночевать сегодня здесь, на вилле? — предложила она.
Я вежливо отклонила приглашение.
— Завтра утром у меня в Милане свидание с Декроли, — сказала я.
Это была правда, хотя я не была уверена, что буду ждать до завтра и не позвоню ему прямо этой же ночью. Я еще должна была выяснить у него, почему он не просветил меня заранее относительно включения в эту операцию Джанни Монтальдо.
У меня создалось впечатление, что Эстер, Ипполита и сам Декроли просто хотят воспользоваться мною, чтобы помочь новому взлету этого преуспевающего бизнесмена, самого незаурядного представителя семьи Монтальдо.
Глава 2
Было жарко, и к тому же влажность делала воздух невыносимо душным. Я чувствовала себя в квартире, словно в какой-то парилке. К тому же встреча с Эстер Монтальдо в конечном счете лишь увеличила мою растерянность, и домой я явилась в невеселом расположении духа.
Этой столь великодушной и дружелюбной матери семейства, готовой во всем содействовать мне, согласно плану, составленному пять лет назад ее умершим сыном, не удалось во всем убедить меня и развеять полностью все мои сомнения. Ее позиция казалась мне несколько странной. Она шла против дочерей и внуков, чтобы выступить на стороне «бедной Арлет», которая, в сущности говоря, была лишь последней любовницей ее покойного сына. На чем основано ее столь безграничное доверие ко мне? И почему в делах издательства мне удалось бы то, в чем все другие терпели поражение? Мои сомнения лишь только усиливало то обстоятельство, что Джанни Монтальдо, как оказалось, без ведома всех остальных, владел шестью процентами акций издательства.
Я обошла квартиру и распахнула все окна на улицу и на террасу, оставляя по пути обувь, чулки и прочие лишние предметы туалета. А струя прохладной воды из душа мгновенно освежила меня, и ум мой прояснился. В конце концов, я пришла к единственно верному заключению: так или иначе, а я отныне очень богатая женщина со всеми привилегиями, которые мне это дает. Я невольно улыбнулась при мысли, что могу позволить себе большую и удобную квартиру с мощным кондиционером, и эта перспектива примирила меня даже с теперешней духотой.
Я надела халат из тонкой индийской ткани, включила завертевшийся с мягким приглушенным жужжанием вентилятор и ткнула пальцем в клавишу своего автоответчика.
Был звонок от Эми, которая из Санта-Маргерита желала мне спокойной ночи. Потом я услышала голос матери, которая добросовестно перечисляла все пустячные события этого дня там у них, на море. А в конце магнитофонная лента передала мне послание от Овидия Декроли: «Я остановился в отеле «Принчипе». Будьте уверены, что завтрашняя встреча состоится. В случае чего-то непредвиденного звоните в любое время».
Я взглянула на часы: было около двенадцати ночи. «Частная жизнь священна, — учил меня мой отец. — После девяти звонить никому не следует». Мне хотелось позвонить женевскому юристу, но я колебалась. И тут я вспомнила, что сижу на куче денег, а богатым позволено очень многое, вернее, почти все. И, не колеблясь больше, позвонила Декроли в эту глухую полночь.
— Алло, — после нескольких тягучих гудков ответил мне его сонный голос.
— Это Арлет. Извините, что я разбудила вас, — сказала я сожалеюще, но с ноткой садизма.
— Ничего страшного, — ответил он. — Слушаю вас.
Не будь я такой важной и богатой клиенткой, он бы, наверное, даже не взял трубку. Несмотря на все проблемы, которые тревожили меня в этот поздний час, в голове вдруг возникла фривольная мысль: один он сейчас или с какой-нибудь женщиной?
— Странно, Овидий, но я даже не знаю, женаты ли вы.
— Вам это кажется очень важным? — спросил он нейтральным голосом.
— Нет. Но мне интересно знать это, — ответила я.
На другом конце провода послышалось сдержанное ворчание.
— Я в разводе, — ответил он. — У меня есть сын. Работает в Соединенных Штатах.
Я вошла во вкус и продолжала безнаказанно демонстрировать свою наглость.
— В какой-нибудь солидной адвокатской конторе, — предположила я первое, что пришло в голову.
Сама не понимаю, зачем я ввязалась в этот нелепый бесцеремонный допрос. Видно, и вправду говорят, что богачей всегда отличают эгоизм и бестактность. Теперь я могла это проверить на собственном опыте. Я не удивилась бы и не обиделась, если бы он просто оборвал разговор, но Овидий не сделал этого.
— Сын изучает античную литературу в Гарварде, — ответил он вместо этого весьма добродушно.
— Замечательно! — воскликнула я. — А интересно, вы быстро засыпаете после того, как вас разбудят среди ночи?
Последовала пауза в несколько секунд, в течение которых Декроли явно сменил выражение. Когда он ответил, в голосе его слышалось раздражение.
— Арлет, — сказал он, — вы ведь не для того звоните мне среди ночи, чтобы узнать историю моей жизни. Вы хотите, чтобы мы встретились? — деловым тоном уточнил он.
Декроли все больше нравился мне. Он был на службе у моих миллиардов и даже не пытался скрыть этого.
— Было бы неплохо прояснить несколько моментов, — ответила я, не прибегая к притворным извинениям и бесполезным сетованиям.
Когда час спустя он приехал ко мне, я отставила в сторону ненужные формальности и сразу приступила к делу. Я обнаружила у себя в эти дни улыбчиво-нахальную физиономию и неведомую мне прежде напористость, которая позволяла в разговоре с людьми запросто задавать самые щекотливые вопросы.
— Что это за новость, что Джанни Монтальдо владеет шестью процентами акций? — спросила я. — Почему я единственная, кто ничего об этом не знает?
Лицо Декроли приняло спокойное и умиротворенное выражение доброго отца семейства. Он уселся на круглый табурет рядом с вентилятором и сложил на коленях руки. Если он и сожалел сейчас о потерянном сне и кондиционированном воздухе шикарного гостиничного номера, то никак этого не показывал.
— Так вот в чем проблема, — сказал он без удивления.
— Да. И мне кажется, не пустяковая.
— Вы это узнали от Эстер Монтальдо?
Его твердокаменная невозмутимость раздражающе действовала на меня, лишая душевного равновесия.
— Я бы хотела услышать ответ, а не новый вопрос, — сухо отпарировала я.
— Ответ прост, — согласился Декроли. — Вы, Арлет, ничего не знали, потому что не должны были этого знать. Этой информацией вы не должны были еще обладать в данный момент.
— Да здравствует искренность! — воскликнула я. — А я-то уже приготовилась услышать, что у вас просто не было времени, чтобы сообщить мне о ней.
Я была напряжена, озабочена и задириста, как всегда бывает, когда низкая самооценка и неуверенность в себе заставляют думать, что весь мир объединился против тебя. Опять я была соломинкой, несомой сильным ветром, но теперь моя хрупкость была не видна. И это было неоспоримым преимуществом. Когда-то Эмилиано мне говорил, что я страдаю обычной болезнью людей честолюбивых, но неуверенных, но в эти дни кое-что во мне изменилось. Впервые я ощущала себя крепко сидящей в седле лошади — фаворита скачек и чувствовала в душе спокойную волю к победе. Поэтому я и хотела полной ясности и определенности. Я хотела знать людей, на которых могу рассчитывать, и тех, кто попытается вышибить меня из седла. И если уж мне суждено быть в этой пьесе главной героиней, я хотела самостоятельно сыграть свою роль до конца.
