В углу засмеялись. Прыснула и белобрысая девушка за столом.
– Она его лет на десять старше, – сказала девушка с таблицей в руках.
– Возраст не помеха, дело прошлое, – донеслось из угла.
И снова хохот.
– Весело живете! – сказал я.
– Это еще хорошо – в бараке живем, – сказала пожилая женщина. – Тепло. Зима пришла – времянку проложили, по ней и ездим. А вот всю осень жили возле делян в будках. В каждой будке восемь человек. Повернуться негде – комары, холод, грязь… Ездили туда на волокушах. Двадцать пять верст – два дня едешь. А потом работаешь по двенадцать часов, чтобы наверстать упущенное в дороге.
И сразу разговор становится общим.
– А дорога-то не оплачивается…
– Рябчики нас заклевали…
– У нас одно дерево повалят, у десяти других сучки пообламывают. Вот они и висят. Сунешься за хлыстом – он тебя сверху и долбанет.
– Вальку Парилова, шофера, стукнул рябчик. Долго валялся, дело прошлое, – не вытерпел и влюбленный.
– А Белова лесина зажала… К пихте его притиснула. Чокеровщики шли, чокера собирали. Вдруг слышат – что такое? Вроде коза блеет. Подошли – а это Белов. Он уже голос потерял.
– Бывает, дело прошлое.
В барак ввалился высокий парень в свитере, без шапки, лохматый, как медведь, и заголосил:
– Ты что, Чечиль, с ума спятил? Орать в такую пору? – сердито сказала девушка с таблицей в руках.
Между тем на койках никто даже не шевельнулся. А Чечиль, покачиваясь, пошел к столу и плюхнулся на скамью рядом с рябенькой кофточкой:
– Эх, Любушка-голубушка! Я тебя на Ангарскую сосну не променяю. Звали – не поехал. И никуда от тебя не поеду. Да брось ты эту стиральную доску! – Он потянулся за таблицей.
– Не мешай шахматку заполнять! Ну! Кому говорят. – Люба вырвала у него таблицу.
– Ты вот как, да?! А может, я с тобой поговорить пришел последний и решительный, а?
– Вон садись к Сереге на койку. Он там уговаривает одну. А мне не мешай.
– Десятник у нас серьезный, – сказал один из ухажеров, выныривая из-под портяночной тени.
– Ты, Чечиль, смотри не толкни ее. Не то она мне вместо плюса минус поставит.
– А на черта тебе плюсы! Ты и так гребешь по две сотни!
– Как на черта? А вон Ларда ящик водки привез… Иль ты хочешь один всю выпить?
– Я даю только тому, кто озябла, – высунулся из чулана Аделов.
– Брысь! – цыкнул на него Чечиль.
И Ларда мгновенно скрылся.
– Давеча прошу у него поллитру – не дает. На обогрев, говорю. Человека спасать еду, говорю. Не дает, ханжа насредине!
– В самом деле, тебя посылали Попкова выручать? – спрашивает Люба Чечиля.
– Ну? – Тот любезно осклабился. – Еще что?
– Вытянул?
– Вон, на дворе стоит его сено.
– Зачем ты его припер сюда?
– Он сам приехал.
– Так ему же в Ачинское надо.
– А я почем знаю… Он в кабинке уснул…
– Где ж вы нализались?
– Водку из ОРСа везли да засели. Мы их вытянули и литровку дубанули…
– А где Попков?
– Да говорю, в кабинке! Спит…
– Он же замерзнет, чертяка! – Люба бросает шахматку, встает. – А ну-ка марш на двор! Вся застолица… Пошли, пошли! Надо вытащить Попкова.
Две девушки и три парня, накинув фуфайки, вышли из барака.
– Господи, господи, вот шалопутные! Ни днем, ни ночью угомону не знают, – сказала женщина в зеленой кофте, снова берясь за свою вязку.
