На следующий день он занес в производственный отдел папку с чертежами фабрики, положил на стол Зеленину.
– Вот, передайте Воронову чертежи. Пусть отправляется завтра закладывать обогатительную фабрику.
– Значит, Воронова решили на рудники послать?
– Да, Воронова. И передайте ему, чтобы он принял там еще жилой поселок.
– Но почему же Воронова? – вышла из-за своей перегородки Катя. – Ведь у него план повышенный. Он сорок человек отпустил с основных объектов!
– Вы напрасно беспокоитесь за него, – любезно возразил Синельников. – Он отличный производственник. И потом, если ему не под силу, он может сам отказаться. – Синельников слегка кивнул головой и вышел своей легкой походкой.
– Леонид Николаевич, да что же это такое? – с бессильной горечью спросила Катя. – Он план может провалить.
– К этому и ведут, – зло ответил Зеленин.
– Но зачем?
– Чтоб не лез поперед батьки в пекло. Вы знаете, что будет, если ваш Воронов выполнит план без сорока человек? Строительству удвоят жилищную программу. Понятно? А от Синельникова потребуют выполнить ее. – Он взял оставленную Синельниковым папку и сердито вышел.
В вестибюле за длинным некрашеным столом одиноко сидел шофер дежурного «газика» и выкладывал столбики из домино.
– Поехали в рыбный порт, к Воронову, – сказал ему Зеленин и, не задерживаясь, пошел к машине.
«Ну, Аника-воин, – невесело подумал он про Воронова, – вот теперь ты попрыгаешь!»
Ему нравилась открытая, горячая натура Воронова и эта ничем не поколебленная вера в правоту дела, в свои силы. А он давно уже растерял свою уверенность. Жизнь обходилась с ним далеко не любезно, она тискала его, точно пресс формовочную глину, и Зеленин не раз удивлялся своей выносливости. Первый удар обрушился на его голову совершенно неожиданно: это было в тридцать восьмом году. Он был тогда еще совсем юнцом, только что окончившим институт. Работал в Белоруссии, неподалеку от границы, на строительстве небольшой гидроэлектростанции. Грунты были болотистые, тяжелые, речушка своенравная, лесная. После сильных дождей размыло временную фашинную перемычку, залило котлован с оборудованием, посрывало насосы. Словом, убытки были большие. Началось расследование. И посадили за вредительство кое-кого из инженеров, в том числе и его, ответственного за перемычку. В сорок втором выпустили, и он сразу попал в армию. Потом бои, три раза был ранен и под самый конец войны получил тяжелую контузию – два с лишним года провалялся в госпиталях – и опять встал на ноги. Куда податься? Жена с маленьким сыном была угнана в Германию и пропала без вести. Знания порастерял настолько, что на большую стройку идти было стыдно. Он и подался на край земли, сюда, на Дальний Восток. И здесь начал все сначала: и стаж производственный зарабатывать, и семью наживать.
Четыре с лишним года назад его послали главным инженером в Тихую Гавань. Здесь тогда было маленькое строительство по реконструкции старого рыбного порта, кое-что закладывалось в рыбацком поселке да строился рыбоконсервный заводишко. Но уже через год строительная программа увеличилась в несколько раз… А потом по соседству было открыто оловянное месторождение и запроектированы рудники с горняцким поселком. Прислали изыскательскую группу с представителем от заказчика.
Зеленин выбрал под будущий поселок широкую солнечную долину, километрах в пятнадцати ниже того ущелья, где должны быть рудники. Он составил проект и послал его на утверждение в совнархоз. И вот приехал сам председатель с начальником управления горнорудной промышленности и начисто забраковали зеленинский проект, приостановили уже начатые работы по закладке поселка и приказали перенести строительство ближе к рудникам в целях экономии и удобства. Зеленин пытался возражать, но его не поддержал Лукашин. «Не все ли равно, деятель, где нам строить. Мы подрядчики».
А через два месяца в Тихую Гавань приехал на должность главного инженера Синельников – автор нового проекта горнорудного поселка. В приказе говорилось, что, в связи с увеличением объема работ, целесообразно сосредоточить усилия Зеленина на производственном отделе, и далее в таком духе… Зеленин отнесся к этому философски спокойно, только чаще стал выпивать и насмешливее, желчнее получались его рассуждения. Собственный горький опыт научил его прозорливости. Он и теперь видел, чего добивается Синельников, и ему было жаль запальчивого в своем упорстве Воронова. А впрочем, ну их всех к чертям! Жизнь идет своим ходом. И все, в конце концов, в порядке вещей.
Воронова он застал на участке, в конторе.
– Привет передовикам! – воскликнул Зеленин, входя. – А вот и добавочная нагрузка. – Он подал папку с чертежами сидящему за столом Воронову. – Белено ехать завтра на рудники фабрику закладывать.
Воронов с недоумением принял папку, раскрыл ее и озабоченно стал рассматривать чертежи.
– Да, но ведь у меня план под угрозой! И потом, массивы-гиганты бетонировать надо.
– У всех план. У тебя есть заместитель, вот и поручи ему.
– У меня же повышенные обязательства!
– Вот тебе и отдали фабрику. Почетное дело! Кстати, горняцкий поселок тоже примешь.
Воронов испытующе посмотрел на Зеленина.
– Понятно! – наконец тяжело произнес он и встал.
С минуту ходил, подминая скрипучие половицы. – Что делается! Что делается! И все довольны.
– Почему все? Вот ты, например, недоволен.
– А ты доволен?
– А я посмотрю, как ты теперь план будешь выполнять. А не выполнишь – уж на тебе отоспятся.
– Спасибо за откровенность… Все равно, рано или поздно, а нам с Синельниковым придется
