– Да по всему ущелью. Особенно на месте будущего главного поселка.
– В июне – и наледь? – удивился Воронов.
– Ого! Она тут до самого августа держится, как в хорошем погребе.
Один из сидевших, черноусый, с намотанным на голову полотенцем, похожий на турка, зло сказал, ворочая синеватыми белками:
– Мы ехали сюда за десять тысяч километров не воду качать, а работать.
– Так не будешь же в воде фундамент класть! – крикнул с каким-то тоскливым бессилием Белкин. – Или тебе все равно, лишь бы траншею завалить и деньги получить?
– Ты нас деньгами не попрекай, – угрюмо пробасил широкоскулый с облезлым носом рабочий в засаленной гимнастерке. – Много мы у тебя тут заработали денег-то?
– У меня заработали? Ты так же у меня работаешь, как я у тебя, – отбивался и наскакивал по- петушиному Белкин.
– Ты нас работой должен обеспечить, а не мы тебя, – упрямо твердил свое рабочий в гимнастерке.
– Поди ты, докажи ему, что здесь не частный сектор! – Белкин всплеснул руками и просительно посмотрел на Воронова в надежде получить поддержку.
Воронов знал, что подобные препирательства затягиваются надолго и тут порой трудно бывает не только разобраться, кто прав, кто виноват, но и доискаться до причины споров. Поэтому он решил попросту перевести разговор на другую тему. Посмотрев на широкоскулого, он спросил дружелюбно:
– Где это вы так нос перекалили? Вроде бы вас не балует здесь солнышко.
Парень в гимнастерке пощупал свой облупленный сизый нос.
– А вон там, на верхушке, – он поднял кверху палец.
– Он к нам недавно из экспедиции перешел, – пояснил Белкин.
– А что ж в экспедиции? Харчи кончились?
– Работу завершают геологи, – отозвался беловолосый паренек в розовой рубашке, – запасы пересчитали. Колоссальные залежи!
– Ну вот и мы к сроку поспели. – Воронов положил папку с чертежами. – Фабрику закладывать будем.
– Вот это дело!
– На сопке?
– Вот это можно рвануть…
– Да уж не воду качать.
Черные, мозолистые, заскорузлые руки потянулись со всех сторон к папке.
– Э, нет! – Воронов придавил ее ладонью. – Фабрику строить будут другие рабочие. Специально приедут сюда шестьдесят человек. Так что надо приготовить место для палаточного лагеря, – сказал Воронов Белкину. – А у вас же есть работа! – обернулся он к примолкшим рабочим. – Вы строите жилые дома… целый городок с клубом, с магазином и даже с центральным проспектом.
– Этот городок на воде вилами писан, – усмехнулся похожий на турка парень. – Пополоскать бы в этой воде тех, кто проектировал его.
– Ну что же, разберемся, товарищи! – Воронов посмотрел на часы. – Обед кончился, пора за работу.
Загремели табуретки, и рабочие стали расходиться нехотя, вразвалочку, засовывая руки в карманы.
– Новый начальник, новые обещания…
– Все они хорошо поют первое колено, – раздавались голоса в дверях, и Белкин настороженно посмотрел на Воронова: «Ну-ка, что ты возразишь?» Но Воронов равнодушно выкладывал из папки чертежи, словно ничего и не слышал. Потом посмотрел на стеллаж – куда все это положить? Там валялись замусоленные и протертые на сгибах чертежи, пухлые растрепанные книжки «пояснительных записок» и смет с оборванными корочками, «единичных расценок» – и все эти стопки были придавлены то счетами, то арифмометром, то какими-то ржавыми железными болтами. Перехватив тяжелый вороновский взгляд, Белкин бросился к стеллажу наводить порядок.
– Ладно, чего уж там, – примирительно сказал Воронов. – Есть и поважнее дело. Пошли-ка на строительную площадку. Что у вас там за веселье?
13
Будущий главный поселок лежал выше аварийного, за Снежинкой, на том месте, где виднелись разваленные избы и дворы, оставленные экспедицией. Через Снежинку переходили до середины по бревнам, дальше – вброд.
В одном месте Воронов оступился и залил сапог. Вода оказалась холодной до ломоты в костях.
– А, черт! – выругался он. – Хоть бы мосток уложили.
– Укладывали не один раз, да сносит, – уныло отозвался Белкин. – Сумасшедшая река. После дождей здесь такое творится, что и не подступишься. Море-окиян…
От самой кромки противоположного берега, сплошь покрывая неширокую речную пойму, поросшую низкорослым жиденьким леском, потянулась наледь. Из ее ноздрястой грязной поверхности торчала клочковатая бурая щетина застарелого бурьяна, отчего наледь смахивала на шелудивую шкуру
