– План заваливал. И в этом месяце завалю. – Белкин говорил с отчаянной веселостью, но за этой веселостью чувствовалась невысказанная горечь.
– Отчего же так примирился?
– А, шут с ней, – он равнодушно махнул рукой. – Сначала-то вроде хорошо шло. А впрочем, все мы начинаем хорошо, да вот не все тянуть умеем.
– Вы здесь с самого начала?
– Да. Сразу после института сюда попал.
– Как же вас загнали в это ущелье? Ну-ка расскажите.
– Очень просто. Мы начинали строить поселок в Солнечном. Видели травянистую ложбину? Ну вот. В начале позапрошлой зимы приезжает к нам председатель совнархоза Мясников, а с ним начальник управления горнорудной промышленности да еще наши братья-строители. Председатель совнархоза, такой солидный, в бобровой шапке, – говорят, начальником главка был, – но мужик веселый, все с шутками да с прибаутками прохаживался. «Вы, говорит, хутора, что ли, здесь строите?» – «Нет, – отвечаем, – поселок для горняков». – «Для горняков? – он вплеснул руками. – А я и не догадался. А чем же здесь будут заниматься ваши горняки? Может, коров пасти?» – «Руду добывать», – говорим. «Ишь ты, руду!.. А где же рудники будут?» – «Да километров пятнадцать отсюда по ущелью в горы». – «Вот бы проектировщиков заставить бегать на работу за пятнадцать километров, да еще в горы». – «Для рабочих автобусы будут», – сказал Зеленин. «Ага! – иронически согласился Мясников. – А возить их за счет государства? Вот умники! Ну-ка, поехали к рудникам…» И все подались сюда. Здесь красиво было. Все снежком припорошено. Наледь еще не успела образоваться – начало зимы. «Вот здесь и строить нужно поселок, – сказал Мясников. – Тут тебе и работа, и жилье под боком. И возить их никуда не надо. Экономно и для государства, и для рабочих удобно».
– Да неужто никто не возразил ему из строителей? – спросил Воронов.
– Зеленин возражал. Здесь, говорит, условия трудные, наледи много. А Мясников ему: «А вы что, трудностей испугались? Наледи устранить и строить поселок. Орлы горные будут здесь жить!» Вот так сказал да уехал. А потом уж появились и проект Синельникова и рабочие чертежи домов из проектного института.
Воронов встал и, заложив руки за спину, крупно зашагал по комнате.
– Но солнце-то, неужели они не заметили, что солнца здесь нет! – воскликнул Воронов.
– Солнца? – переспросил Белкин. – О солнце ничего не говорили. День был пасмурный, его вообще не было, солнца-то.
– Ну а что ж заказчик? Будущие горняки! Они тоже молчат? Ведь им здесь жить! Рудник рядом и на высоте… Значит, пыль от выработки породы будет оседать в ущелье. Это ж верный силикоз!
– Заказчики каждый месяц возмущаются. Как приезжают принимать работы, так все грозятся прикрыть это дело и перенести в поселок Солнечное. Вы, говорят, построили да уехали, а нам силикоз наживать… Вроде в Москве хлопочут… Ну, заговорились мы совсем, спать пора. – Он встал из-за стола и лениво потянулся. Потом принес откуда-то раскладушку для Воронова и одну подушку.
– Вот оказия-то, – виновато говорил он, – забыл я совсем про постель. Надо бы у коменданта взять. А теперь придется кое-как. – Белкин достал из чемодана одну простыню и кинул Воронову еще свой облезлый плащ. – Больше ничего нет.
А через минуту он уже захрапел на своей кровати, сраженный мгновенным сном. Воронов долго еще не спал и думал о том, что Синельников расчетливо занижает планы жилья, шоферы надрывают моторы на расхлябанной дороге, Белкин строит неразумно поселок и тратятся впустую трудовые копейки. «Это как наледь, – думал Воронов, – прет из подземных глубин в лютые морозы и находит теневые ущелья, где скапливается, мешает работе и жизни. Вокруг горы великого дела, а в ущелье наледь… И ведь не в том особая беда, что ошибается Мясников. Он не семи пядей во лбу. К тому же и не специалист. А беда в том, что тотчас же находятся ловкие сообразительные люди, вроде Синельникова, которые любую ошибку могут преподнести в ореоле гениального открытия. И уж конечно не без выгоды для себя…»
14
Весь вечер у Семена было скверное настроение. Завтра бетонировать массивы, а сегодня выяснилось, что не хватает вибраторов. Звонили на склад – там сказали, что разобрали по участкам… Прислали какой-то жалкий десяток. А их нужна чертова уйма. Вот и выкручивайся как знаешь. Был бы Воронов, тот что-нибудь придумал бы. А Михаил замахал руками, расшумелся: «Комитетчики! Суетесь не в свои дела. Вот и расхлебывай за вас эту кашу. Как хотите, так и бетонируйте». Теперь он и не смотрел на Семена и разговаривать не желал.
В первые дни их знакомства Забродин работал десятником, а Семен крановщиком у него на объекте. Жили они в одной палатке – койки рядом и харчи пополам, по-братски. Семен хоть и носил украинскую фамилию Саменко, но был коренным дальневосточником, из Ханкайского района. Его родители по доброй украинской привычке присылали ему ежемесячно свиное сало, которое, впрочем, поедалось сообща. И за Семеном с той поры прочно закрепилось прозвище Салменки. Его компанейский нрав, безобидный юмор и простецкая физиономия с комично вздернутым носом – все это располагало к нему и малого, и старого. Вскоре его избрали комсоргом прорабства, а потом и в бюро ввели.
На стройку он пошел работать после окончания десятилетки. Говорили, что теперь так положено, что нужно зарабатывать трудовой стаж. К тому же весь класс после выпускных экзаменов решил ехать на стройку в Тихую Гавань. Чего ж еще искать? Куда ребята, туда и он. Ему везде было интересно: и на курсах, и теперь вот, в механизаторах. Поступил он еще и на заочное отделение в институт. Надо ж чем-то заниматься по вечерам.
Семен сидел в палатке за длинным столом перед расчетными схемами.
– Что же придумать? А? – поминутно спрашивал он вслух.
Собранные со всех объектов шланговые вибраторы и даже старые вибробулавы закрепили всего на трех массивах. А их еще пять. Да сколько башмаков для отмостки! Эх, если бы бетонщиков не отпустили! Но они теперь на кладке. Снимать их оттуда – значит кладку срывать. И так план полетит и эдак. А там скандал на всю стройку. И во всем виноват он – Семен. Его идея… И чего это Воронов застрял на проклятых рудниках? Тут без него хоть на стенку полезай…
Позади Семена лежал на койке арматурщик Бойков и наигрывал на балалайке «польку-бабочку».
