Витька высунулся из-за стены:
– Ого!
– Что там? – Анюта с Михаилом выглянули вслед за Витькой.
Шофер стоял и смотрел на контейнер, и лицо у него было такое, будто он обнаружил на асфальте груду золотых монет. Но чтобы понять, что же он увидел на самом деле, ребятам пришлось почти полностью выйти из-за помойки. Будь шофер не так поражен, он непременно заметил бы их. Но он не заметил.
Он стоял, ухватив нижнюю губу пятерней, и смотрел на женскую бордовую сумочку, лежащую под контейнером. – Сумочка была приоткрыта, и из нее выглядывало несколько фиолетовых бумажек.
– Двадцатипятирублевки! – ахнул Витька.
– Мяфа! – поправил его Михаил.
Шерли заскулил.
– Тихо! – шикнула на него Анюта, но она напрасно опасалась, шоферу было не до них.
Он осторожно шагнул к сумочке, нагнулся над ней, протянул руку и застыл. На верхнем крае сумочки появились два глаза, выпученных, как у лягушки, а двадцатипятирублевки превратились в ярко-красный язык. Сумочка-голова хлопнула своими крышками-губами и ехидно спросила:
– Куда руки тянешь? Твое, что ли?
Шофер отдернул руку и затравленно оглянулся по сторонам. Но ребят, конечно, не заметил. Взгляд его искал, видимо, не обыкновенных детей, а что-нибудь подиковиннее.
Посмотрев по сторонам, шофер снова склонился над сумочкой-головой и спросил:
– А где деньги?
– Какие деньги? – удивилась сумочка-голова, подмигнула и показала шоферу огненно-красный язык.
– Эти, ну, четвертные.
– Хо-хо! – издевательски расхохоталась сумочка-голова, и тут же откуда-то сверху на шофера спикировал Скачибоб.
– Оуа-а! – взвизгнул шофер, отшатнулся от сумочки-головы, присел на корточки и прикрыл голову руками.
Машина засигналила.
Сквозь растопыренные пальцы шофер взглянул на сумочку-голову, успевшую превратиться в обычный булыжник, и на лежащего рядом Скачибоба, тоже похожего на булыжник удивительно правильной формы. В ошалелых глазах его мелькнула искра разума, и он, пригибаясь, словно под обстрелом, побежал к машине.
Ребята, сохраняя дистанцию, побежали за ним.
Шофер рванул ручку кабины, но дверца не открылась. Прозвучал длинный гудок, и, как только он стих, завывающий голос, от которого по спине шофера побежали мурашки, произнес:
– И не только у людей, но это, к сожалению, в рифму не укладывается, – ворчливо сказал тот же голос. Что-то волосатое, желто-зеленое появилось в окошке кабины и пронзительно-изумрудными искрами глянуло на шофера. Будто луч солнца отразился от осколков бутылки.
Снова раздался гудок – на этот раз резкий и короткий, как удар в солнечное сплетение, и Злыгость продолжала:
Шофер отшатнулся от кабины и грохнулся наземь.
– Моя школа, – восторженно хихикнул Михаил, потирая руки. – Какой боевой ритм, а смысл?! Это вам не «призрак прелый»!
В этот миг из-за переднего колеса машины выглянул гигантский черный жук, такай жуть только в дурном сне может померещиться, и угрожающе сказал:
– Ж-жить небось хочешь, подлец? Ж-живи. Пока. Я такой жаражой отравиться боюсь. Но агрегат твой подчистую сож-жру. Винтика не оставлю.
Жужжащий гигант задвигал громадными пилами-рогами у самого носа шофера, но это уже не произвело впечатления. Шофер только чуть-чуть отодвинулся от Жужляка и плачущим голосом заныл:
– Жри. Все жри, не жалко. Все равно машина государственная Жри, только душу отпусти.
– Душу? – удивленно прожужжал Жужляк и разомкнул пилы-рога, охватившие колесо. – Кому твоя мержкая душа нуж-жна?
– Спасибо! Спасибо, благодетель! Кормилец! – заскулил шофер, елозя задом и отползая все дальше и дальше от Жужляка. – Ты с покрышек, с покрышек начни, они помягче. Сахарные! Сам бы ел, да денег нету. Настоящий каучук! – захлебываясь, врал он.
Дверца машины распахнулась, и с сиденья кабины свесились бледно- зеленые космы Злыгости.
– Не могу. Не могу больше слушать. Не могу больше смотреть на этого… Это… Не могу – сейчас стошнит. Где Свинкль? Опять прохлаждается? Пора кончать!
И тут откуда-то из-под машины, из-за заднего колеса, неторопливо вышел
