без опаски оставлять в тылу — к тому же очухается не сразу… Подняв полог, Мазур выскочил наружу, не теряя ни секунды, приласкал одного выдвижным прикладом западногерманского автомата, а второго сбил ногой, одновременно выбив прикладом оружие, добавил сверху ребром ладони. Обоих следовало надолго исключить из числа противников, особенно первого, взвывшего нечеловечески, зажавшего обеими руками ушибленное место…
Те, у грузовика, так и не успели ничего сообразить — и Мазур, в два прыжка оказавшись перед ними, выпустил по земле длинную очередь. Фонтанчики пыли прошлись у самых их босых подошв. Эффект получился ожидаемый — даже не сделав попытки схватиться за оружие, трое скорчились, закрывая ладонями головы, а четвертый, извернувшись, проворно заполз под грузовик и притаился там, отчего-то полагая, должно быть, что никто его теперь не видит и о нем все забудут.
За спиной простучала очередь. Мазур обернулся без всякой поспешности. Там все оказалось в должном порядке, тот, что охранял солдат, стоял, задрав кверху руки. Один из тех, что охранял палатку, катался по земле, воя и держась за живот, а второго Леон с нехорошей улыбочкой держал на прицеле, и тот, посерев лицом, бросив винтовочку, тоже старательно тянул руки вверх. «Шпана, честное слово, — с нескрываемым превосходством подумал Мазур. — И обратите внимание, господа — ни одного убитого или раненого, гуманизм чистейшей воды…»
К ним уже направлялась Принцесса, сопровождаемая третьим наемником, оставленным Мазуром в роли телохранителя, — учитывая обстановку, он решил, что может ненадолго передоверить свои обязанности другому.
Заглянул в палатку. Там сидели на полу четверо белых (один пожилой, в благородных сединах, очень уж профессорского облика, трое попроще, Мазуровы ровесники) и четверо черных простоватого вида — вероятнее всего, повар, водители либо какие-нибудь подсобники. Так как среди них не обнаружилось не только раненых, но и побитых, Мазур пока что не стал на них отвлекаться. Пусть сидят и не путаются под ногами.
— Что тут творится? — спросила Принцесса с любопытством.
— Да вот… — сказал Мазур, показав на сваленные в кучу французские магазинки. — Нападение…
— Какое, к черту, нападение? Тут никогда не было мятежников…
— Посмотри вон в той палатке. Там все наглядно представлено…
Заслышав шумную возню и азартные вопли, он обернулся. Доблестные армейцы во главе со своим капралом увлеченно пинали своего недавнего конвоира, словно мяч во дворе гоняли. Пожав плечами и хмыкнув, Мазур отвернулся, ханжески сказав себе, что не должен вмешиваться в здешние внутренние дела. Что ж, вполне предсказуемая реакция людей в погонах, привыкших, что всякий шпак должен издали кланяться любому облаченному в форму…
Вразвалочку направился следом за Принцессой, не испытывая ничего, кроме легкой скуки: несколько лет назад, здесь же, в знойной жаркой Африке, случился подобный казус: зажравшийся местный королек и советские красотки. Ничего нового…
В палатке ничего особенно не изменилось: переводчица сидела в уголке и всхлипывала, кое-как запахнув на груди оставшуюся без пуговиц блузку, а вождь, малость оклемавшийся, пытался встать, мотая головой по-лошадиному и упираясь руками в пол. Принцесса, с одного взгляда оценив ситуацию, ловко подбила носком тяжелого ботинка правое запястье вождя, так, что он снова растянулся в унизительной позе, глядя на нее снизу вверх.
Принцесса заговорила. Мазур не понимал ни слова, но ее тон был наставительным, презрительным, высокомерным, она цедила слова подобно беседующей с холопом графине. Вскоре Мазур без труда уловил «колонель Мтанга». Судя по тому, как вовсе уж печально посерело лицо вождя, услышавшего это славное имечко, слава Мтанги докатилась и до этих забытых богом и властями мест.
Вождь залепетал что-то. Принцесса ответила парой фраз, отнюдь не вернувших ему душевного спокойствия. Поскольку Мазуру на него было глубоко наплевать, он присел на корточки и сказал по- русски:
— Ну-ну, Ирина, все кончилось, не надо плакать…
Она попыталась улыбнуться сквозь слезы:
— А вы кто?
— Соответствующие органы, — сказал Мазур веско. — Которые и в Африке органы… — Оглянулся. Вождь, подобрав свои регалии, проворно выскочил из палатки. Принцесса подошла, присела рядом с ним на корочки:
— Распустились в глуши… Была бы еще персона… Захудалый род, отребье…
— И что ты с ним сделаешь? — не без любопытства спросил Мазур. — Он ведь вдобавок и армию обидел…
— А что с ним такого особенного сделаешь? — пожала плечами Принцесса, — пристукнешь его — снова начнутся вопли о тирании и терроре. Там стоит их грузовик, пусть убираются. Есть хорошее, испытанное средство: прислать им на постой роту солдат. Вот тогда взвоют… Знаешь, что самое забавное? Он клянется, что хотел сделать девушку своей законной третьей женой. То есть не законной, конечно, многоженство давно запрещено как пережиток темного прошлого и тяжкого наследия колониализма, но в глуши, легко догадаться, процветает… — Она фыркнула: — Возможно, он и не врет…
— А у вас сватовство всегда проходит так бесцеремонно? — спросил Мазур.
— Да нет. Но что ты хочешь — захолустье, простота нравов… Видишь ли, все из-за того, что ваши — здесь люди новые. С француженкой он не рискнул бы так забавляться, а вот русские для него новое племя, не встроенное в стародавнюю систему отношений… — она засмеялась. — Но теперь, я полагаю, встроенное. А она красоточка… Понимает по-французски?
— Еще как, — сказал Мазур. — Переводчица.
— Ну, тогда все отлично. Я ее успокою, а то, чует мое сердце, от тебя, солдафона, ласковых слов не дождешься. Можно представить, как бедная девочка перепугалась…
«Одной заботой меньше, — подумал Мазур, выпрямляясь. — Вот пусть и утешает по известному женскому сочувствию». Посол был прав — красоточка. Глаза карие — что в сочетании со светло- каштановыми волосами делает ее абсолютно неинтересным для Папы объектом. Ну что же, придется таскаться с переводчицей под бочком — не стоит из-за таких пустяков ссориться с Панкратовым, да и наплевать на то, что вместо нее в эту глушь угодит посольский холуек. Уж на него-то никакой здешний вождь не польстится…
— Ты куда?
— Пойду выясню, как там с рацией.
— Сирил…
— Да?
Принцесса уставилась на него прямо-таки умоляюще:
— Сирил, а можешь ты договориться, чтобы вертолеты прилетели завтра утром? — она глянула на часы. — Все равно, пока они сюда доберутся, пока долетим до столицы, будет заполночь. А я, честно говоря, чуточку расклеилась, — призналась она со смущенной улыбкой. — Отдохнуть бы немного… Я здесь видела душ — благодать… У нас же нет приказа по возвращении спешить в столицу, не теряя ни минуты?
— Наверное, — подумав, кивнул Мазур, — к чему нам спешить без добычи…
— Вот видишь. Давай останемся тут до утра?
— Вообще-то командует Леон, — сказал Мазур, привыкший чтить субординацию. — Но я с ним поговорю.
— Я тебя обожаю! Может, тут найдется что выпить?
«Уж это наверняка, — подумал Мазур. — Чтобы у русских геологов не нашлось, что выпить? Немыслимо… Уж в столице-то наверняка затарились по полной…»
— Постараюсь устроить, — сказал он и направился к выходу.
За его спиной Принцесса заговорила по-французски — ласково, прямо-таки воркующе. Вот и ладушки, пусть работает та самая женская солидарность…
Снаружи происходила срочная эвакуация вождя и его гвардии, лишенная всякой торжественности, —
