следовало заслужить.
− У русского царя была дикая дивизия, − продолжил Марк смешливо и сокрушенно. − Самая надежная. Теперь надо убедить нашего короля взять в штат своей прислуги русскую криминальную гвардию. Если называть вещи своими именами. Думаю, к такой идее он склонен и сам. Так что, Жуков, не унывай. Но по магазинам теперь − ни-ни! Мы − солидные ребята, понял?
− Да и чего ради? − подал голос Виктор. − Нравится вещь, плати. И с достоинством удаляйся.
Ох, как здесь все переменилось…
Жуков вспомнил об утраченном диске. Зря он наврал этому деду, зря… А вдруг, ложь выплывет?
− У меня один серьезный косяк, − сказал он, тяжко вздохнув. И поведал горькую правду.
− Так это был Кнопп! − воскликнул едва ли не с испугом Марк. − Ты не понимаешь, кому парил мозги! Ну, дурак…
− Боялся, отберут паспорт… − промямлил Жуков.
− Ты вовремя колонулся, − мрачно изрек Виктор. − Попытаемся, конечно, выправить закавыку… Однако, − дело серьезное. Какие будут выводы − не обещаю…
− Постарайтесь, а? − слезно попросил Жуков.
− Будет непросто, − важным голосом произнес Марк. − Но ты не дрейфь, в случае чего мы убьем тебя совершенно не больно.
Приятели помогли доставить сумки до входной двери. Юра вжал в бронзовый овал обрамления пуговку звонка.
Лора, открывшая дверь, была одета в банный халат. На голове ее высилась чалма влажного полотенца. Такой Жуков видел супругу накануне прощания с ней. А вернее, ее подлого бегства.
− О! − У Лоры радостно и непринужденно расширились глаза. − Муженек! Наконец-то вернулся. А то мне говорят, уехал в Россию навсегда, выходи замуж… − Она засмеялась дребезжащим смешком. Порывисто чмокнула мало что соображающего Жукова в щеку. Потом спросила, лучась благостью: − Ужинать будете, или как? − Осторожно, двумя руками, поправила чалму. − Я извиняюсь, конечно…
− Да мы пойдем, а вы тут… − замялся Виктор. − Свяжемся завтра. − И − сделал страшные глаза, обернувшись в сторону Жукова. Смысл его взора тот уяснил: ни слова лишнего, иначе…
Закрылась дверь. Юра прошел в гостиную.
− Ну, хлебнул России? − картинно закуривая сигарету, вопросила Лора, присаживаясь на подлокотник кресла. − Понравилось? Я уж чувствую… хлебнул! Как ты оттуда выбрался-то, расскажи.
− Помогли люди, − проронил Жуков. − А чего ты насмехаешься, в натуре? Из-за тебя ведь все… Где деньги, а? Ты же меня бросила, падла…
− Но-но! − властно произнесла Лора. − Я попрошу выбирать деепричастия и вообще глаголы. У меня были проблемы в бизнесе. А ты вел себя, как свинья. Ты не хотел вникнуть…
− Чего вникать? Сперла деньги, а мне еще вникать! Мне уже − во, где! − твои рассказы, что земля имеет форму чемодана! Дураков ищи в зеркале!
− Часто смотришься?
− В смысле? − озадачился Жуков.
− В смысле, я взяла в долг, − мерно и убежденно сказала Лора. − У близкого человека. К кому еще я могла обратиться?..
− Хрена себе обратиться! Распотрошила заначку, сука…
− Ты у меня сейчас отправишься в полицию за выражения! − беззлобно парировала она. − Деньги… Ну, да, деньги. И что? Я когда-нибудь их не возвращала?
− На моей памяти − ни разу, и никому.
− Правильно, − сказала Лора. − Не спеши деньги отдавать, и жопу целовать. И еще − расставаться с мужем.
Жуков почувствовал, что тонет в пучине знакомой ему логики. Заметались мысли: как бы поаккуратнее убить данное существо?
− Мало того, что я оплатила все долги по квартире, стоянке и даже телефон, − так еще имела по твоей милости такое, что не приснится в кошмаре Адольфу Сталину! Я сидела в депортационной тюрьме, между прочим! − Она всхлипнула, помотав чалмой. − Мне там выбили зуб… Его тоже вставлять за свой счет? − Она раздвинула губы, показав Жукову черный провал на месте верхнего резца.
Жуков невольно поморщился.
− Ага, а теперь он воротит рожу! И я еще ему должна за все истязания! Меня только и спрашивали: где он живет в Москве, кто его друзья… Я подумала, ты шпион. Но сказали, что уголовный преступник. Кстати, я приготовила свиные ребра. Давай, ешь!
− Я бы выпил… − произнес Жуков.
− Ага, нажрешься, а потом мне в морду!
− Да не, я грамм пятьдесят…
− Ну, тогда я тоже. Только смотри. Если чего − пойдешь в полицию. Я заявляю прямо… И чтобы завтра − на работу! Давай рассказывай, чего там было, мне интересно… − Она добродушно осклабилась. Затем посерьезнела. − По девкам не ходил?
− Это я тебе сейчас докажу! − с напором произнес Жуков, подталкивая ее в спальню. − Это… я тебя щас, как врага народа…
− Э, да ты чего?.. Ты ужинай дава… Ай!
ГЕНРИ УИТНИ
Роланда, оказывается, звали Макс. Я слушал Нину, поражаясь причудам человеческих судеб и отчаянному везению этого солдата, случаем выбравшегося из колючего переплета своих похождений. Его выдержке приходилось отдать должное. Как и умению достигать цели, хотя мерзавец паркетчик все-таки провел нас, сунув вместо необходимых дисков загодя приготовленную фальшивку. Но, так или иначе, материалы вернулись ко мне, и теперь находились в надежном хранилище. За исключением одного носителя, − мало информативного, однако способного принести неприятности, воспользуйся им враг. С другой стороны, я помню содержание записи, она невразумительна и, если опираясь на нее, обвинить нас в событиях одиннадцатого, такую сенсацию оплюют со всех сторон! Невольно я вспоминаю про внедрение подсознательной идеологии.
С дочерью я говорил дружески, без резкостей, обходясь лишь мягкими нравоучениями. Сама того не ведая, она прошла по скользкой гибельной грани, и теперь я боялся ее потерять, впервые болезненно сознавая, что в ней − мой смысл, и не дай Бог его утратить.
Затем последовал доверительный разговор с Барбарой, в течение которого я сосредоточенно молчал, поскольку у меня отсох язык: Нина была беременна, и категорическим образом настроена сохранить ребенка. Данный факт преподносился, как нечто само собою разумеющееся и неоспоримое. Другой моей заботой, как утверждала жена, становилось обеспечение переезда в США отца моего внука. Барбара стелила робко и мягко, но мои возражения подразумевали раскол семьи с непредсказуемыми последствиями. Противопоставить что-либо этому утонченному шантажу я не мог.
Радости от подобного разворота событий мной не испытывалось. Я уповал на пышный брак Нины с какой-нибудь выдающейся персоной. Но приходилось удовлетвориться тем, что послал Господь. Так ему, видимо, было надо.
Я вышел из комнаты жены, ощущая ее благодарность к себе. За что? За то, что не ратовал за детоубийство?
