на очередном светофоре.
Укрепидзе, используя преимущество своих милицейских полномочий, пренебрег условностями правил, выехал на встречную, и под накатывающий поток ушел на примыкающую улицу, умчавшись в безвестность.
«Волга», поджатая холеным «Мерседесом» с номером беспредельной Госдумы, некоторое время понуро тащилась в потоке, затем развернулась под эстакадой, поехав обратно. В отличие от тех, кто в ней находился, дальнейший маршрут Укрепидзе меня не интересовал. А вот куда отправится «Волга» − весьма.
К немалому моему удивлению, «наружники» подрулили прямо к подъезду, откуда выскочил здоровенный мужик, похожий на одетого в штаны медведя. Свою машину я оставил у торца дома, и, скрываясь за кустами, быстренько пересек сквер, оказавшись в нескольких метрах от «Волги». Мужик как раз вылезал из салона. Помахав на прощание рукой боевому экипажу, вошел в подъезд. В проеме растворенной входной двери я увидел, как он вставляет ключ в замок квартиры на первом этаже.
Это без сомнения был самый настоящий Жуков.
Я прошел чуть дальше, свернул за угол и уселся на лавочку. «Волга» въехала в тупик тянувшейся вдоль дома дорожки, и теперь неуклюже разворачивалась в нем. Однако, развернувшись, водитель притушил движок, и подозрительная парочка снова продолжила терпеливое выжидание неизвестно кого и чего.
Прошло полчаса. На дорожке появился микроавтобус с глухим кузовом, окрашенным в тусклый сиреневый цвет. Он двигался медленно, словно наугад, но тут у «Волги» приветственно вспыхнули фары, автобус притормозил, водители, скорее всего, обменялись вводными по радиосвязи, после чего «Волга» съехала с удобной парковки, а автобус уверенно занял ее место. Явно сменный экипаж. И если он прибыл сюда по душу Жукова, мои оперативные перспективы рассыпались в прах. Конкурировать с государственной системой частному лицу, да еще с моим липовым статусом, представлялось обреченной на провал авантюрой.
На соседней скамейке между тем устраивалась стая подростков, по облику и повадкам − явных беспризорников. Открывались жестяные банки с кока-колой, из мятых сигаретных пачек извлекались кривые «бычки». Попутно происходил обмен мнениями с коробящим слух матерком, срывающимся с юных губ. Грязные лапки с подчерненными ногтями, взъерошенные волосы, налет городской пыли на лицах, потрепанные кеды с битыми мысками, засаленные штанишки и куртки… Преданное страной поколение. С жизнью, исковерканной уже непоправимо и безоглядно. Им уже неясно и даже враждебно иное бытие, − тех, кто живет в теплых квартирах, ходит на работу, и высчитывает семейный бюджет. Оно тускло, плоско и затхло в сравнении с вольницей улицы, легкой поживой, дурманом дешевых наркотиков и устремлениями своей бесшабашной стаи. А я? К чему стремлюсь я, такой же повзрослевший беспризорник? Ведь если не убьют, я когда-нибудь устану от войны и злоключений, но только как буду жить на тихом берегу, в скуке благоденствия? Или меня образумит и сломает старость? Но какое общее будущее у меня и у Нины? Вероятно, таковое невозможно. Ей невыносимо без приключений и перемен обстановки, она обошла пешком Ближний Восток, Индию и Непал, была в дебрях Амазонки, а вот сейчас ей интересна Москва. Но так или иначе ей суждено вернуться к своим корням и устоям, в роскошь отцовского дома, к всецелой защищенности и надстоянию над миром тех, кто бьется за свое выживание, копошась где-то внизу, урывая спасительные гроши и кусок хлеба. А мне одинаково тягостно и в сытости ее раззолоченного гнезда, и в сирой пришибленности обывательщины. Накажет меня Господь за гордыню!
Смяв опустошенные жестянки и, докурив «бычки», бродячая компания двинулась к соседнему дому, явно направляясь к решетке, загораживающей вход в подвал, но тут я окликнул приглянувшегося мне паренька, − явно лидера, лет пятнадцати, с глазами, где сквозил живой и острый ум.
− Чего тебе, дядя? − В вопросе звучала нескрываемая опаска. И, одновременно, готовность дать отпор.
− Есть дело.
− В смысле − заработать? − Глаза парня прищурились. Он хватко и привычно оценивал мою внешность, уже заранее предполагая сомнительность всякого рода предложений.
− Я не из этих, которые… ну, сам понимаешь, − поспешил заверить я.
− А из каких?
− Хороший вопрос. А у меня другой: вы с ребятами в этом районе крутитесь?
− А чё?
− Если в этом − одно дело, а в другом − разговора не будет.
− Если есть дело, район ни при чем, − последовал ответ.
− Тебя как зовут?
− Ну, Гарик…
− Тогда, Гарик, слушай…
Я вкратце обрисовал мальчишке оперативную задачу. И финансовые перспективы по ее исполнению.
− Справишься?
− А чего бы и нет? − прозвучало бодро.
Я дал ему несколько телефонных карт и пару крупных купюр. Глаза его загорелись. Но тень подозрения в них осталась.
− Дядя, ты мусор?
− Я − частный сыщик, − заметил я оскорбленно. − А вон видишь тот темный автобус? Вот там − менты. И перед ними хорошо бы тебе не маячить.
− Мы тут дворнику помогаем, все обтяпаем, как надо…
Я пожал худенькую, но уверенную руку.
− Давай, боец, не подведи…
Расставшись с Гариком, я прошел мимо окон Жукова. На одном из них приметил крупнокалиберную подзорную трубу, выглядывающую из-под края небрежно задвинутой шторы.
Вот оно что! Непрост прохвост! Поселился в доме напротив, приобрел тем самым возможность наблюдения за своей квартирой… И, ловя «левака» в порыве любознательности, напоролся на засаду. А я тем самым, решив одну задачу, оказался в лабиринте другой.
На обратном пути слежки за собой я не обнаружил, и, несколько воодушевленный данным фактом, вошел в подъезд. В подъезде царила какая-то нездоровая суета. На площадке перед лифтом толклись озабоченные люди, среди которых я заметил участкового и − донимавшего меня регистрацией опера.
− Чего случилось? − спросил я беспечно.
− Кража… − неохотно процедил опер.
− Надеюсь, не у меня?
− Проходи…
Я открыл дверь. Восторженная Нина повисла у меня на шее.
− У меня сюрприз! − заявила она, лукаво блестя глазами.
− Что за сюрприз?
− Представляешь, я вхожу в подъезд, а у лифта − компьютер. И коробка со всеми аксессуарами. Видимо, кто-то купил новую модель, а старую…
− Где компьютер? − насторожился я.
− Вот… − Она указала на ящик, стоявший в прихожей.
О, Боже! В том, что подобный подарок можно найти в подъезде каждого дома благополучной и высокоразвитой Америки, где бестрепетно выставляется за порог устаревшая техника, я не сомневался ничуть, и ход мыслей своей заморской возлюбленной понял сразу, как понял и то, что мы пристроились в уголовную передрягу.
Она пошла за ним в Сибирь, испортив ему всю каторгу…
− Теперь мы подключим Интернет, и я, наконец-то, почувствую себя в двадцать первом веке, − горячо продолжила она.
− Сиди дома, и нос не высовывай! − рявкнул я.
