Все поддержали поэтому идею рабочего стекольного завода, высказанную впервые якобы Анри Рошфором. С ним связаны и дальнейшие события в Кармо. Рошфор был знаменитым журналистом. Он прославился особенно своей газетой «Лантерн», которая в годы Второй империи вела беспощадную борьбу против Луи Бонапарта. Потом он поддерживал Коммуну и был сослан в Новую Каледонию. Вернувшись, он продолжал шумную публицистическую деятельность, выступая против оппортунистов типа Жюля Ферри. Но его политические убеждения оставались довольно неопределенными. От мелкобуржуазной революционности и республиканизма он перешел к буланжизму, а затем оказался в лагере шовинистической реакции. Тем не менее его остроумие, литературный талант создали ему большую популярность, хотя никто не считал Рошфора крупной политической фигурой. Жорес относился к нему скептически.
Случилось так, что некая мадам Дамбург решила пожертвовать сто тысяч франков для рабочих. Сначала она хотела дать их анархистам. И если бы не анархист Жан Грав, который шокировал пожилую даму своей нелюбезностью, то деньги пошли бы на изготовление бомб и на издание анархистских листков. В конечном счете она направила деньги Рошфору, и идея рабочего стекольного завода обрела какую-то реальную почву. Правда, для строительства завода требовалось в пять раз больше денег. Но для начала и эта сумма имела значение.
Во Франции уже был опыт создания рабочими кооперативных предприятий, и опыт плачевный. Большинство из них быстро терпело банкротство, не выдержав конкуренции обычных капиталистических предприятий, а уцелевшие превращались в маленькие акционерные общества, которые эксплуатировали труд рабочих, не являвшихся членами кооперативов.
Жорес считал, что кооперативные предприятия в условиях буржуазной экономической и политической системы не могут привести к социализму, что для этого необходимо обязательно упразднить во всей стране капиталистическую собственность на средства производства. Но он, как и другие социалисты, выступал в поддержку идеи создания рабочего стекольного завода, которая в создавшемся исключительном положении должна была служить выражением пролетарской солидарности и показателем способности рабочих самостоятельно, без хозяев, вести производство. Главное же, что его вдохновляло, — это бурное увлечение самих стекольщиков идеей рабочего завода. И Жорес, несмотря на крайнюю усталость от напряженной борьбы в ходе забастовки, начал активно добиваться осуществления задуманного предприятия.
Прежде всего понадобилось увлечь единомышленников-социалистов. Это оказалось не таким уж легким делом. Плачевный опыт многих попыток подобного рода был известен. Сразу возникли споры о характере стекольного кооператива. Будет ли завод принадлежать данным конкретным рабочим или он окажется собственностью всего французского рабочего класса? Жорес добивался именно второго решения, и это обеспечило поддержку многих профсоюзов.
Правда, пришлось пойти на небольшой конфликт с Гэдом, который хотел, чтобы кооперативный стекольный завод принадлежал только стекольщикам Кармо. Жорес считал это рабочей подделкой капиталистического завода.
Жорес и его друзья развертывают активную кампанию в печати в поддержку стекольщиков Кармо. Конечно, он всюду подчеркивает ограниченный характер их задачи. Это еще не социализм, это лишь эпизод в борьбе против хозяев. Но в случае успеха он станет наглядным примером, вдохновляющим на борьбу за социализм. Жорес произносит многочисленные речи, организует сбор средств, он не жалеет сил.
Ожесточенные споры возникли из-за вопроса о месте строительства. Многие настаивали на том, чтобы строить в Кармо, прямо напротив завода Рессегье. Это было бы эффектно, но крайне непрактично. Очень трудно оказалось приобрести земельный участок. Уголь, необходимый для производства, пришлось бы покупать у маркиза Солажа, который, конечно, установил бы самые высокие цены. Гораздо целесообразнее строить завод в Альби, вблизи железной дороги и на земле значительно более дешевой. Но последовали резкие возражения против такого варианта. Особенно ожесточенно выступали торговцы Кармо, ибо они теряли многих клиентов. Жореса освистали, когда на одном из бурных собраний он агитировал за строительство в Альби. Пришлось устроить специальный арбитраж и пригласить беспристрастных людей со стороны для окончательного решения. Остановились на Альби. Жоресу это дорого обошлось: он потерял в Кармо многих своих избирателей. Но во всем этом деле Жорес с самого начала до конца, конечно, ни на одну секунду не подумал о своих личных интересах. Он думая только о рабочих, об успехе задуманного дела, которое, как считал Жорес, могло бы еще больше укрепить авторитет социализма во Франции.
Уже в январе 1896 года строительство началось. Стекольщики вели себя самоотверженно. Каждый день за 16 километров они ходили в Альби и работали там землекопами, каменщиками. И вот фундамент уже заложен, уже растут стены, приобретаются машины. Сколько непредвиденных трудностей возникало у неискушенных в коммерческих делах энтузиастов стекольного завода! Против них объединились в тесном союзе все местные капиталисты, власти, вся буржуазия. Начались иски, суды, штрафы, неустойки. Тысячи франков приходилось отдавать, те самые тысячи, которые образовались из мелких взносов в несколько су.
К концу года завод был почти готов, но все оказалось под угрозой. Предстояли срочные платежи, а в кассе не осталось ни гроша. Никто, ни один банк и ни один делец не хотели дать кредита. Вся затея оказалась на пороге банкротства. В конце концов помогли парижские рабочие потребительские кооперативы, которые дали заем. Завод был построен.
Волнующую сцену представляло торжественное открытие завода. Его здание украсили красными флагами. На заводском дворе вывесили лозунги: «Да здравствует социализм!», «Да здравствует революция!», «Да здравствует Жорес!»
Жан был здесь самым дорогим гостем. Рабочие знали, что без его энергии, усилий, его советов они не имели бы успеха. Радостный энтузиазм рабочих потряс Жореса. Они еще не получили от строительства завода ничего, кроме тяжелых испытаний, но они были счастливы. Родился рабочий завод, завод без хозяев!
Полторы тысячи человек сели за столы, расставленные во дворе. Гремела музыка, мощно звучала «Марсельеза». Но вскоре раздались крики: «Карманьолу!»
И вдруг Жорес, профессор философии, уважаемый депутат, вскочил на стол:
— Граждане, вы требуете «Карманьолу», гимн мести, при звуках которого прошла великая забастовка в Карно! Я вам ее спою!
И он запел во всю мощь своих легких этот яростный гимн гражданской войны и революционной ненависти. «Что нужно республиканцам? Железо, свинец и потом хлеб!» — пел Жорес, а рабочие отвечали ему могучим припевом:
Станцуем «Карманьолу»!
Да здравствует гром пушек!
Корреспондент реакционного журнала «Иллюстрасьон» писал о «Карманьоле ненависти, спетой г-ном Жоресом на открытии рабочего стекольного завода в Альби в новой версии: «Меч, чтобы мстить». Сто лет назад пели: «Меч против иноземцев», но это старая игра. Нет больше иноземцев, кроме гнусных капиталистов, и речь идет не о защите границ, а о завоевании фабрик».
Да, по-видимому, именно об этом и думал Жорес.
«Карманьола» в устах Жореса шокировала многих его интеллигентных друзей, но она и его самого раньше коробила своей грубостью, духом ярости, насилия, ненависти. И вот он пел ее, пел с огромным чувством радости подъема, восторга! Ибо это был опять новый Жорес! Он впервые так непосредственно участвовал в классовой схватке. Забастовка и борьба за создание рабочего завода явились новым этапом в его жизни. Теперь, когда он испытал насилие, жестокость врагов, недоверие друзей, когда трудности и тревоги беспрестанно обрушивались на него, он закалился и стал зрелым человеком. Как никогда, он почувствовал радость, силу, эффективность действий пролетарского коллектива. И он оказался способным выступить не только участником борьбы, но ее руководителем. Раньше он был блестящим профессором, талантливым парламентским оратором, теперь он стал еще и политическим борцом, вождем рабочих масс. Грубая «Карманьола» в устах этого утонченного интеллигента и эрудита была не падением, а величайшим взлетом в его движении к подлинному гуманизму, который может быть таковым только при условии, если он является революционным.
…Уже темнело, а речи все продолжались одна за другой. Хотя праздник начался утром, сумерки не уменьшили энтузиазма его участников. Бее ждали выступления Жореса. Наконец раздались возгласы, требующие его слова. А он был готов говорить, речь уже продумана. Но что это такое? Знаменитый оратор
