страшно обиделся и, внезапно сев в кресло, раздраженно заявил:
— Меня, кажется, никто не слушает.
Тогда Жорес, хитро сверкнув глазами в сторону русских, которые особенно расшумелись, заявил:
— Что вы, товарищ Стаунин, вас слушают с таким напряжением и волнением, что не могут отказать себе в немедленном проявлении своих чувств.
Датчанин принял маневр Жореса за истину и продолжал свою речь.
Впрочем, сам Жорес чуть было не оказался в таком же положении. Это случилось на банкете, который устроил конгрессу социалистический муниципалитет Копенгагена. На столах выставили много вина, пива, закусок. Социалисты выпили и, конечно, расшумелись. А Жореса попросили сказать речь. Он начал, но публика, несмотря на всеобщую любовь к Жоресу и его речам, продолжала разговаривать. Тогда оратор, повысив голос, заявил:
— Шум, который вы производите, товарищи, напоминает мне шум моря, который старался пересилить Демосфен, а я хочу доказать, что я также упрямый человек!
Шутка вызвала общий смех, а когда Жорес еще сказал, что он будет говорить по-немецки, то немцы сразу стали наводить порядок и все успокоились. Жорес произнес по-немецки остроумную речь и в заключении сказал:
— Я кончаю свою речь не потому, что пришел к концу моих мыслей, а потому, что я исчерпал мой немецкий словарь.
После окончания конгресса Жорес спешит из страны Гамлета домой, где его ждут дела, не допускающие сомнений. Вспыхивает небывало ожесточенная забастовка железнодорожников, и Жорес в первых рядах наступающих на «правительство измены»: кроме Бриана, в нем еще два ренегата — Вивиани и Мильеран. Жорес ведет в палате жестокий бой против Бриана, объявившего, что законы ему нипочем, и отдавшего приказ о военной мобилизации железнодорожников. Как-то Жореса спросили, что он думает о Бриане.
— Он продолжает в своем духе: не может же он меняться каждый день. Но не задавайте больше вопросов, а то мне придется говорить чудовищные грубости…
Весной 1911 года развертывается движение виноделов Шампани. Правительство направляет против них войска. Жорес в гуще борьбы, в которой ему приходится переходить из «мирной» парламентской обстановки на сцену настоящей гражданской войны.
Но над всем доминирует Марокко. Жорес ни на минуту не выпускает его из поля зрения. В апреле и мае он ведет активную кампанию против кровавой экспедиции в Фес, он терпеливо анализирует в многочисленных статьях все дипломатические, парламентские, финансовые махинации вокруг Марокко.
Дома уже научились по поведению Жореса во время чтения газет и почты определять состояние политической обстановки во Франции.
Если Жорес ходит, заложив руки за спину, и посвистывает, то, по мнению его сына Луи, дела плохи. Чем громче он свистит, тем тревожнее обстановка. 1 июля 1911 года в Бессуде, получив пачку газет и телеграмм, Жорес стал совершенно красным и воскликнул в гневе:
— А, они все же хотят ее, эту войну!
Он узнал о прыжке «Пантеры». Правительство в это время возглавляет Жозеф Кайо, претендовавший на звание якобинца. Жорес говорил, что это такой якобинец, который носит фригийский колпак на пятках. Министр иностранных дел в этом кабинете де Селв, обладавший, по словам Жореса, «энциклопедическим невежеством». Жорес уезжает в Париж. Он использует все свое влияние, чтобы образумить правителей, чтобы не допустить войны.
Но как раз в это время ему надо уехать из Франции. Еще на конгрессе в Копенгагене Жорес обещал социалистам из Аргентины посетить их страну, а также Бразилию и Уругвай. Поездом Жорес отправляется через Испанию в Лиссабон. Из-за ошибки в билете здесь непредвиденная остановка на три дня. Жорес, естественно, посещает парламент. Депутаты встретили его криками: «Да здравствует Жорес! Да здравствует Французская республика!» Гостя торжественно усаживают среди министров. В гостинице его посещает министр иностранных дел Португалии. Пользуясь перерывом в поездке, Жорес пишет и отправляет статью в «Депеш де Тулуз» и письма. Он пишет своим при любой возможности, жене и специально сыну. Ему уже тринадцать лет, и Жорес старается не называть его детским именем Лулу, обращаясь к нему: «Луи». Если отец забывает, то ему приходится платить штраф: два су за каждую ошибку.
Жорес любит своего сына. В Париже его часто можно было увидеть на углу улицы Анри-Мартен, читающего газету и нетерпеливо поглядывающего время от времени вдаль: здесь рядом лицей, где учится Луи, и отец находит время, чтобы встретить его.
«Я досылаю тебе несколько почтовых марок, — пишет Жорес сыну из Лиссабона. — Скоро они будут редкими и дорогими, ибо, как ты видишь, на изображении короля напечатано слово «республика», которая скоро заменит короля».
Жорес, пользуясь случаем, читает сыну маленький курс истории: «Лиссабон, подобно Древнему Риму, построен на семи холмах. Он расположен на правом берегу широкой реки Тахо, обвивающей город. Дворцы королевской семьи имеют террасы, покрытые акациями и пальмами, и с них открывается великолепный вид на Тахо. Во время революции одни из республиканских кораблей встал напротив дворца и открыл огонь. Снаряд попал в дворец, и король бежал…
Занимайся немного во время каникул и слушай советы своей матери. Твой любящий отец. Передай привет Жану Ишеру».
Жорес не забывает и маленького приятеля своего сына. Потом он приписывает несколько строк жене: «Я много думаю о тебе и о нашем Луи. Напиши мне до востребования в Рио-де-Жанейро, чтобы сразу по прибытии я нашел там новости о вас, о Бессуле, не забудь и о Сиси».
Сиси — это маленькая собачка: Жорес любит всех. 24 июля он покидает Лиссабон на пароходе «Арагон». В море он читает, пашет статьи, изучает португальский язык. В Бразилии он мог поэтому читать местные газеты. Пароход заходит на остров Мадейра. Жорес спешит просмотреть газеты. Радио уже может передавать новости для газет, и Жорес, узнает о дальнейшем усилении напряженности из-за Агадира, Он быстро пишет статью, и она появляется в «Юманите». Жорес говорит об ужасной перспективе войны и о красоте Атлантического океана, который напоминал своей синевой Средиземное море. Статья называется: «Телеграф без проводов и Европа без разума».
А на родине Жореса происходят тревожные события. Премьер-министр Жозеф Кайо вызывает к себе начальника генерального штаба генерала Жофра:
— Генерал, говорят, что Наполеон не начинал битвы, пока он не был убежден, что есть 70 процентов шансов на успех. Имеем ли мы по крайней мере 70 процентов шансов на победу в случае войны?
— Нет, я не думаю, что они у нас есть.
— Ладно, тогда будем вести переговоры.
А Жорес продолжает свое путешествие и продолжает писать письма:
«Мое любимое дитя!
Прежде всего я вас целую, тебя и твою маму… Капитан корабля выдал мне от имени короля Нептуна свидетельство о том, что я пересек экватор. Это мне ничего не стоило, кроме клятвы в верности королю моря…»
Жорес подробно описывает сыну детали путешествия, китов, дельфинов, летающих рыб, описывает серьезно и убедительно. Он настоящий отец, который держит себя с тринадцатилетним сыном как равный товарищ.
Повсюду Жоресу устраивают триумфальные встречи. Он и не предполагал, что его так хорошо знают на другой стороне планеты, В Буэнос-Айресе местная газета «Ла Насьон» пишет, что Жорес наряду с Рузвельтом и Ллойд-Джорджем один из самых влиятельных политических деятелей мира: «Из них троих у него одного есть преимущество: он направляет политику Франции, оставаясь в оппозиции».
Журналисты не отстают от него ни на шаг. Они растроганы скромностью его номера в Гранд-отеле, его «студенческой кроватью». Они подробно описывают внешность Жореса: «Простой, почти небрежный в одежде и, однако, элегантный какой-то элегантностью поведения, всегда благородными энергичными жестами. С седеющей головой, с почти белой бородой и своими блестящими глазами, г-н Жорес производит впечатление человека, который еще будет долго жить после того, как уже много пережил и сильно любил жизнь».
