удрученная терпеливая злоба.
– Ну вы и зануда! Подумаешь, потратим часок-полтора! – стеснительно упрекнул пилота Ракитин, сам же испытывая нешуточную боязнь, что тот способен повернуть назад.
Ужас перед заснеженной бездной и каменными громадами прошел без следа, и теперь куда серьезнее его волновали настроения двух крутых и решительных вояк: боевого горного аса и не менее боевого опера, к которому он испытывал ныне невольное уважение и даже симпатию.
– Тут даже трехнутые покорители вершин не бродят, – говорил пилот, кивая на заснеженные уступы. – Планета Плутон, одним словом, жизнь на полном нуле…
– Почему именно «покорители»? – неожиданно вступил в разговор Градов. – С таким же успехом покорителем может стать муравей, вскарабкайся он на Эверест. Восходящие на вершину – куда ни шло. Нет же, надо обязательно что-нибудь покорять, побеждать, угнетать, вести борьбу…
Эта демагогия не без мысли несколько отвлекла пилота.
– Вообще верно, – согласился он, – склонны мы к громким словам. А ведь еще говорят: «покорители космоса». Космосу, конечно, от того ни тепло, ни холодно, но мне вот лично – смешно. Ладно бы – исследователи… – Замолчал, уставившись куда-то вдаль. – Вроде, – произнес задумчиво, – вон и гора ваша…
Ракитин, отступив назад, нагнулся к рюкзаку, осторожно вытянул из бухты коней веревки с карабином и неуловимым движением пристегнул его за привинченную к полу ножку сиденья. Градов, мельком, но пытливо взглянув на него, встал у летчика за спиной, оттеснив в сторону Власова, пристально всматривавшегося вдаль и маневры Александра не приметившего.
– А ближе к ней… можно? – спросил Ракитин пи лота с внезапной одышкой.
– Попробуем. – Тот отвел рычаг, и «вертушка» пошла на снижение.
Ракитин поднял бинокль. Сжав шероховатые кожаные окуляры непослушными пальцами, увидел в резких, ясных стеклах петушиный гребень вершины.
Непроизвольно ахнул: померещилось, будто вертолет неудержно мчится в каменный массив. Руки дрогнули: побежали, перемежаясь, гранитные бугры, белые проплеши, расселины… большой ровный уступ…
– Уступ! – крикнул Александр, безумно и близоруко смотря вперед, затем сдернул бинокль с шеи, передав его Градову. – Гляди!
– Хор-рошая площадка! – медленно произнес тот. – Как раз для… Э-э, Саня, а за уступом – проем… Это вход, ты понимаешь, это тот самый вход!..
– Вы чего лепите?! – с растерянным удивлением обернулся к ним Власов. – Какой еще вход… дьяволу в жопу?!
– Ур-р-ра! – не слыша его, завопил Ракитин так протяжно и громко, словно тренировался выговаривать букву «р». – Кружок дашь? – возбужденно обратился к пилоту.
– Два дам, если надо. – Сосредоточенное лицо его, изборожденное сетью глубоких морщин и многочисленных шрамов, напоминало растресканную землю.
Ракитин отступил в салон. Градов, сгорбясь, по-прежнему стоял за спиной летчика, ухватившись широко разведенными руками за хромированные поручни, тянувшиеся вдоль потолка.
Александр, пригнувшись, полез в рюкзак, нащупал второй, свободный карабин на конце веревки. Вытянул его, пристегнув за широкий брючный ремень. Надел перчатки. Перекрестился, глядя на недоуменные лица Астатти и Димы. В эту секунду Градов оглянулся в его сторону. Оглянулся и пилот, и Власов. Узрев веревку, тянувшуюся к поясу Александра, контрразведчик разинул удивленно рот, готовя вопрос, но услышать его никто не успел: Ракитин коротким рывком отдраил дверь.
Рев винтов и воющий воздух упруго и хлестко ударили ему в лицо, ошеломив и лишив дыхания.
– За мной! – на рвущем горло выдохе крикнул он Градову, пытаясь перекрыть какофонию свиста и стрекота. И шагнул вниз.
Ноги провалились в противную, качающуюся пустоту. Медленно вытравливая тугой капрон каната, горячо скользивший по коже тонких перчаток, он начал спускаться ниже и ниже, упорно стараясь глядеть на бронированное брюхо вертолета и обрывочно стригущие воздух лопасти винтов.
Веревка кончилась. Ремень больно врезался под ребра. Теперь он беспомощной личинкой чертил в вышине, уцепившись в тонко поющий, перекручивающийся канат. Ветер качал и бил его, плясала в глазах круговерть обледенелых скал, но вот гул двигателей выровнялся – вертолет пошел на снижение над ровным, широким карнизом горы, и вскоре Ракитин ощутил под ногами снег. Он по грудь провалился в податливую его трясину, вытащил из-за пазухи нож, обрезал веревку. Отбросил ее в сторону. И устало закрыл глаза. Вот и все. Он все сделал.
Вертолет снова взмыл вверх – очевидно, в поднебесье происходило сложное объяснение… Чем оно закончится, Ракитин предполагал. И не ошибся: вертолет опять завис над ним, и, будто рассыпающаяся колючка огромного репья, полетел вниз, разматываясь, клубок веревочной лестницы.
Лестница качнулась, вытянулась, бороздя деревянными перекладинами наст, и по ней с обезьяньей ловкостью и быстротой начал спускаться Власов. В конце спуска он все же не выдержал, спрыгнул, упав в сугроб в каком-то метре от Ракитина.
Следом за ним последовал Градов, после – Астатти, Дима…
– А по веревке что, побоялся? – утирая снежные брызги с лица, выкрикнул Власову Александр.
– Я тебе щ-щас, сука… – разгребая вокруг себя снег, отозвался тот. Затем, оглянувшись на остальных беглецов, застонал с беспомощным гневом: – Кто давал команду покидать борт?! Вы что же творите, падлы, а? Стрелять вас всех, что ли?
– Пока не стоит, – донесся голос Градова. – Потерпите, успеется. Тем более, надеюсь, самое интересное впереди.
– Что впереди? – спросил по-русски Астатти, задрав голову вверх, где с упорством, достойным лучшего
