Я не помню, что говорил им в ответ, но помню, что разговор вышел задушевный, и они ушли довольные... Я сидел и думал об этих людях.
— Истинно богатырским сном спят, — раздался голос рядом.
Я поднял голову: рядом со мной, улыбаясь, стоял Толстунов.
— А ты почему не спишь? — спросил я его.
— А ты сам?
— Я у генерала был.
— А я только что от комиссара.
— Знаешь, Толстунов, — перебил я, — генерал мне задачу дал...
— А что, снова бой?
— Да подожди, выслушай сначала, — остановил я его. — К награде отличившихся приказал представить.
— Ну что же, представляй.
— Ну что же! — передразнил я Толстунова. — Кого? Кого? Кто, по-твоему, отличился?
— Как кто! — недоуменно воскликнул Толстунов. — Донских, Рахимов, Муратов, Севрюков, Ползунов, Бозжанов, — тут он запнулся, добавил: — Брудный, — и, перечислив других, сказал: — Мало ли кого...
— Может быть, по-твоему, весь батальон к награде представить? — иронически спросил я.
— А почему бы и нет? — с обидой в голосе ответил он. — Ты, комбат, всегда...
— Нет, Толстунов, нет! Если кто хорошо действовал в бою, — перебил я его, — так он обязан так воевать! Ему за это не только награду, а и спасибо не скажу, потому что он обязан честно и хорошо выполнять свой долг...
— Как ты странно рассуждаешь, комбат! — возмутился Толстунов.
— Нет, не странно. Мы все время отступаем, оставляя свои позиции... за что же представлять?! За то, что мы отступаем? — крикнул я.
Толстунов замигал, растерялся и, смотря мне прямо в глаза, сказал:
— Ну, если так думаешь, так и доложи генералу.
— Доложил, — ответил я ему, — но он говорит, что солдат ждет теплого слова за честную службу, что проявленное каждым мужество в бою следует отметить... Ну, и в заключение приказал представить.
— Значит, так и надо, раз приказал, — сказал Толстунов и примирительно добавил: — Ведь генерал третью войну воюет, ему лучше знать, чем нам с тобой, что должно и что не должно...
— Я хочу понять, как и за что представлять. Может быть, ты мне объяснишь это...
— Назад! Тудыть твою!.. — вдруг закричал спросонья Краев, потрясая кулаком. — Я вам дам по деревням харчи искать! — Открыв глаза и увидев нас с Толстуновым, он растерянно огляделся вокруг.
— Вы на кого так, Краев?
— Да, товарищ комбат, эти окружении опять хотели разойтись, — ответил Краев хриплым, заспанным голосом.
Мы с Толстуновым засмеялись. Краев, натягивая сапог, ворчал себе под нос:
— Они мне всю дорогу кровь портили, аж здесь приснились. Особенно этот, пограничник.
— Он, товарищ лейтенант, приходил сюда, — сказал Краеву Синченко. — Перед уходом просил вам привет и благодарность передать и очень жалел, что вы спали.
— Ну, бог с ними, пусть идут дальше, — сказал Краев.
— Как, по-вашему, Краев, у нас герои есть? — спросил я.
— Как же, товарищ комбат! Есть, и немало. К примеру, взять бойца Блоху, чем не герой? А?
...Небо, словно опрокинувшийся котел, нависло над землей и лило проливным дождем. Вокруг было темно, издали доносились звуки канонады. Мы спешно строились на улице Возмища...
Ночь
Филимонов со средствами усиления давно оторвался от нашего батальона в направлении Иванково.
Батальон, меся грязь, шагал по проселку. Позади чернели купола церквей, башни колоколен. Вскоре их затянула мгла. Усилился ветер. Но дождь стал утихать.
Не слышно было рокота боя. Казалось, все замерло под Волоколамском.
Я шел в голове колонны рядом с командиром третьей роты лейтенантом Поповым, человеком среднего роста, чуть сутуловатым крепышом.
Темнота действовала на меня угнетающе: где-то во мгле перед нами противник. Не сбился ли Филимонов о пути?..
Вдруг я услышал позади топот коней. На миг топот смолк.
— Где командир батальона?
По голосу я узнал майора Аверинова и откликнулся.
— Далеконько вы ушли, — сказал майор, слезая с коня. — Приказано идти не в Иванково, а в Тимково. Занять Тимково, Тимковскую гору, и держаться.
— Первая рота со средствами усиления, наверное, уже на подступах к Иванкову.
— Придется ее вернуть. Ничего не поделаешь, — ответил майор.
— Да... В такую темноту менять направление... — вырвалось у меня.
— Поворачивайте сейчас же, — приказал майор, — время не терпит.
— Я не отделением командую. Поворачивать батальон в ночном марше не так-то легко...
— Мое дело передать вам приказание...
— Мне нужно часа два времени. Я не могу бросать людей мелкими группами в неизвестность, в темноту...
— Так я и доложу, — угрожающе крикнул майор.
— До свидания, товарищ майор.
Майор в сопровождении двух конников поскакал обратно.
За свою несдержанность в разговоре с майором в присутствии Попова я был впоследствии сурово наказан.
Вынужденный ночной привал. Бойцы присели на побитую заморозками мокрую траву у обочины дороги. Нудно моросил мелкий, будто сеющийся сквозь сито дождь. Кругом тихо и темно. Филимонов впереди, мы с двумя ротами стоим здесь, обоз и взвод связи где-то в пути — батальон разорван на три части. Все это из-за поспешности штаба дивизии.
— Поднимайте батальон по тревоге, выступайте в направлении Иванково. Задачу получите на марше, — говорил мне Гофман. — Выступайте налегке, обоз отправим, вслед за вами, — добавил он уходя.
— К Иванкову подходят немцы. Приказано форсированным маршем опередить противника... — сказал мне майор Аверинов.
— Командир первой роты лейтенант Филимонов, вашу роту с двумя станковыми пулеметами, двумя орудиями ПТО, батареей артполка назначаю в ГПЗ1. Форсированным маршем двигаться по маршруту В. Л. М. К... часу с ходу захватить Иванково и закрепиться до подхода батальона, — приказал я Филимонову.
Все это было совсем недавно, когда до сумерек оставалось больше часа, но непрекращающийся обложной дождь, исчерна-серое низкое небо делали день мрачным, а роты шли по расползающейся под ногами вязкой грязи незамещенных деревенских улиц.
Потом мы вышли на шоссе, передвигались ровными быстрыми шагами, затем вступили в темный тихий город. Помнится, кое-где сквозь незавешенное окно был виден тусклый свет лампы, в одном из переулков я заметил россыпь огоньков самокруток.
— Какое-то недисциплинированное подразделение на привале, — сказал я Рахимову, указывая на огоньки. — Нашим не сметь курить!
Все это было совсем недавно.
