Она потянулась. Боль повторилась, словно кто-то время от времени наносил уколы. Как и землетрясение, она появилась внезапно.
Зефирина, нимало не взволнованная, собиралась уснуть, как вдруг из горла ее вырвался хрип. Боль неожиданно стала нестерпимой. Живот стал каменным.
В этот момент в комнату вошла мадемуазель Плюш.
– Представляете, маленькая моя Зефирина… земЛа Дрожит… У нас, в милой нашей Луарской земле, ничего подобного нет. По моему мнению, это выглядит как-то не слишком по-христиански…
– Плюш! – простонала Зефирина.
Она кусала кружевную обшивку простыни.
– Мой Бог, что случилось, светлость? Ах! Пресвятая Дева!
Неожиданно Плюш опомнилась. С трудом подхватив подол жесткой от крахмала ночной рубашки, почтенная старая дева понеслась по коридору. Все, что она при этом могла произнести, состояло из нескольких слов:
– Ла Дусер!.. На помощь! Ла Дусер!
Но Зефирине нужен был вовсе не оруженосец, а врач. Поднятый с постели столько же причитаньями дуэньи, сколько землетрясением, лекарь тут же примчался к постели княгини.
Бледный как смерть Фульвио держал руку жены: Ла Дусер говорил что-то нечленораздельное. Мадемуазель Плюш хныкала. Эмилия и Карлотта натыкались друг на друга. Гро Леон верещал, а Зефирина в постели охала.
Доктор Урсино решительным тоном призвал собравшихся у постели роженицы к спокойствию. Для начала он выставил всех, включая мужа, за дверь. Затем приказал приготовить тазы с горячей водой. Наконец, впустил в комнату двух почтенных матрон, которые должны были помогать ему в работе, засучил рукава на своих коротких, но сильных руках и подошел к Зефирине, корчившейся от боли. Она стонала и кусала себе руку, стараясь справиться с болью.
– Никогда не думала, что это так больно… И долго это будет продолжаться?
Учтиво улыбаясь, доктор Урсино наклонился над ней. Ощупывая сквозь рубашку ее живот, он произнес малоутешительные слова:
– Что за нетерпение, княгиня… у первородящей, каковой вы являетесь, это мероприятие наверняка продлится всю ночь…
Глава XXXI
СИНЬОРА ТРИНИТА ОРЛАНДО
А в это время в Сиракузе, испытавшей не менее сильную встряску, синьора Орландо оттолкнула от себя стеклянный шар, в который перед этим всматривалась.
В глазах ее блеснуло торжество.
– Ты превзошел мои самые несбыточные желания, Велифар… Я смогу отомстить за моего Рикардо… Отомстить этой дряни за нас обоих!
С того момента, как она появилась на острове под именем синьоры Тринита Орландо, донья Гермина ждала подходящего случая покинуть Сиракузу – она быстро узнала, что за ней следит маффия.
Так что Сан-Сальвадор не стала сообщать о своем приезде на Сицилию испанскому вице-королю. Да и зачем? Она приехала сюда не ради Карла V, а ради осуществления своей мести.
Когда она узнала об ужасной смерти единственного в мире любимого существа, своего сына Рикардо, она впервые в жизни лишилась сил и была убита горем.
Раскаяние в совершенных ею самой злодеяниях? Неизбежность возмездия, о котором ее предупредил Агриппа Корнелиус, ничуть не взволновала ее. Напротив, вновь ожившая ненависть теперь полностью была направлена на Зефирину. Донья Гермина узнала, что Фульвио и Зефирина были среди нищих в замке Святого Ангела.
– Почему я не прикончила ее еще в колыбели? – в тысячный раз терзала она себя вопросом, кусая до крови красивые белые руки. Когда я увидела, что это девочка и что я не могу поменять ее на своего мальчика, я должна была ее задушить… Почему я этого не сделала[55]?
В дни, когда ее охватывало полное отчаяние, так, что она даже к пище не прикасалась, Каролюс не отходил от нее.
– Успокойся, Генриетта, успокойся, – умолял он ее.
– Ты всегда ее защищал от меня, – набрасывалась на него с упреками донья Гермина. – Если бы не ты, я бы уже достигла своей цели. Ты помешал мне осуществить предсказание. Мы бы уже давным давно владели сокровищем! Мой Рикардо никогда уже не сможет им воспользоваться. И в том, что он умер, тоже ты виноват, потому что ты сохранил жизнь этой проклятой рыжей.
Под градом упреков нелепое лицо карлика сморщилось. Своими короткими пальцами он вытирал слезы, которые текли по щекам доньи Гермины. А тем временем из Франции с хорошими новостями вернулся Бизантен: «Маркиз де Багатель благополучно получил письмо от своей супруги. Надышавшись лепестков розы, он впал в каталепсию. Врачу удалось вернуть его в сознание, но только на несколько дней, и в конце концов Роже де Багатель умер, а Бизантен счел благоразумным побыстрее уехать».
Довольная тем, что с одним делом покончено, Сан-Сальвадор приказала своему беззаветно преданному слуге разыскать следы Фульвио и Зефирины. Бизантен начал поиски в Риме. Наконец он вернулся с ценной информацией:
– Князь и княгиня Фарнелло находятся на Сицилии…
– Мы отправляемся за ними, чтобы завладеть последним талисманом и чтобы ты, Бизантен, раз и навсегда, избавил меня от нее.
После того как программа действий была определена, на ярко-красных губах доньи Гермины обозначилось подобие улыбки.
Вот так однажды вечером она и прибыла на венецианском корабле под черными парусами в порт Сиракуза.
Подобно пауку, донья Гермина не любила торопиться. Она не спеша плела свою паутину.
Чтобы уйти от слежки Джакомо и других маффиози, которых она заметила на паперти церкви, требовалось какое-то непредвиденное событие.
Каждый день донья Гермина молила Сатану помочь ей добраться до замка Фарнелло. Дьявол в ответ на ее мольбу наслал землетрясение!
Донья Гермина не ведала страха. Во время землетрясения крики женщин, плач детей, беготня мужчин по извивающимся улицам вызывали у нее лишь усмешку. Сама она пробиралась по улицам, облачившись в платье врача: длинный широкий черный плащ и островерхая шляпа с полями, низко опущенными на лицо. В сопровождении Каролюса и Бизантена, одетых в платье «помощников лечащего врача», она прошла мимо паперти церкви Санта Лючия, но там никого не было.
Оконные витражи повылетали из рам. Из-за двух расколовшихся пилястр портик церкви и розетка над фасадом сильно покосились.
Донья Гермина ехала на одном из мулов, которых раздобыл Бизантен, и теперь вся троица без хлопот покинула Сиракузу. Они миновали укрепления, окружавшие замок Эуралио, грандиозное здание, построенное Дионом Старшим около 400 года до рождества Христова и выстоявшее все землетрясения.
Судя по ангельской улыбке, осветившей ее лицо при созерцании величественного сооружения, донья Термина испытала острое чувство родства к сиракузскому тирану. Затем она проехала мимо Латомийского карьера, мимо тюрем, устроенных прямо в скалах, куда тиран бросал своих пленников, заставляя их умирать медленной смертью. «Какой человек! Какой правитель! Бросить в тюрьму семь тысяч афинцев, взятых в плен в сражении с Никием и Алкивиадом! Теперь времена изменились!..» Мысленно солидаризируясь с Дионом-тираном, донья Гермина зло ударила каблуками по бокам мула и направилась к пустынным холмам, лежащим на пути к Этне. Над островом Ортигия в Ионийском море вставало солнце.
Занятые созерцанием восхитительного пейзажа вокруг старинного финикийского города Сиракуза, донья Гермина и ее спутники не заметили человеческую фигуру, бесшумно перепрыгивающую со скалы на скалу.
Это был маффиозо Джакомо. Несмотря на то, что его сильно напугал земной толчок, он, верный данному обещанию, продолжал следить за синьорой Тринита Орландо.
