Послушные приказу капитана стражники оставили Зефирину и Пандо-Пандо наедине с Верховным Инкой.
– Мессир, если вы помните, я приходила как друг…, – прошептала Зефирина, протягивая Аатагуальпе фрукты.
Несчастный с испуганным видом приподнялся и хрипло прошептал несколько слов.
– Всемогущий Инка говорит, что у тебя дурной зеленый глаз, бледнолицая Зефирина. Он говорит, что добрая богиня предупреждала его.
«Без сомнения, это донья Гермина говорила с Инкой!»
– Пандо-Пандо, скажи его величеству, что его обманули. Женщина в черном, приходившая к нему, солгала. Я заклинаю открыть мне, где она находится. Всюду она сеет несчастья и смерть. И вот доказательство! Разве не предупреждала я Верховного Инку относительно испанцев? Не советовала остерегаться их? Пусть он скажет мне, где донья Мария.
Пока Пандо-Пандо говорил, Зефирина ясно видела, что в душе узника происходит борьба.
– Белая богиня в черном ошиблась, – заявил Атагуальпа. – Она уехала в Куско, но, преданная Верховному Инке, она собирается устранить его соперника.
«Господи помилуй, донья Гермина пообещала убить Гуаскара!» – ужаснулась Зефирина.
– Но ты не понял, Инка, – сказала она вслух. – Вам нужно договориться, брату и тебе! Если вы объединитесь, то сможете противостоять захватчикам, навязать им свою волю!
Подавленный несчастьем, Атагуальпа повторял:
– В королевстве ни одна птица не пролетит, ни один лист не упадет, если на это не будет моей воли. Вира-коша отомстит за Инку!
Зефирина сжала руки Сапы Инке.
– Виракоша ничего не сделает для тебя, если ты не будешь бороться, Атагуальпа… Скажи мне, заклинаю, был ли ребенок у той женщины в черном, у доньи Марии?
Атагуальпа, поколебавшись произнес:
– Ребенок предназначен храму солнца! Виракоше!
Зефирина ничего не смогла больше вытянуть из властителя. Встав на колени на шкуру ламы, он повторял молитву своему Богу.
Удрученная и грустная покидала Зефирина Верховного Инку. Она отослала Пандо-Пандо к Плюш и Пикколо, а сама направилась в большой дворцовый зал.
Пизарро обхаживал принцессу Наско Капак. При виде Зефирины он с трудом выпрямился.
– Итак, сударыня, добыли ли вы какие-нибудь сведения?
Он рыгнул. От него разило перегаром. Сдерживая отвращение, Зефирина ответила:
– Инка исполнит свое обещание, мессир, исполните и вы свое! Когда он передаст вам обещанное золото, вы должны отпустить его на свободу… и он будет сотрудничать с вами.
– Конечно, моя красавица!
Шатаясь, Пизарро встал.
– Капитан Пизарро, – проговорила Зефирина, – я хотела бы отправиться с отрядом разведчиков Фернандо де Сото!
– Ре… решено, княгиня!
Снова рыгнув, пьяный, как свинья, Пизарро потащил принцессу Наско Капак в спальню.
– Иди, моя Инес, иди, моя Пизпита[142]! Не стать ли мне зятем Верховного Инки? Смотри, а то убью тебя, – шатаясь пообещал конкистадор.
Сестра Верховного Инки казалась испуганной, но не сопротивлялась.
Зефирина пожала плечами. У нее не было полномочий выступать в качестве стража добродетели индейских дам. Это уж их забота защищаться от захватчиков.
Во дворце царили обжорство, пьянство и похоть.
Братья Пизарро на свой манер ублажали благородных дам инков. Солдаты довольствовались наложницами императора или их служанками.
Сердце у Зефирины забилось. На каменных ступенях сидел и пил в одиночестве Фернандо де Сото.
– Вы не участвуете во всеобщем веселье, капитан де Сото? – язвительно бросила Зефирина.
– Нет, сударыня, я испытываю отвращение к такого рода празднествам. Я солдат, а не мясник или сатир!
Зефирина села рядом с конкистадором.
– Простите меня, Фернандо, я очень устала… и мне грустно.
Сото наполнил кубок хмельным вином и протянул его Зефирине.
– Это нормально, печаль вечером после победы, мне знакомо это чувство. Выпейте, княгиня, это очень хорошо перебивает вкус крови… Выпьем… чокнемся за вас, за меня, за нас… за мою любовь к вам, божественная Зефирина с чистым сердцем и зелеными глазами, которые бередят мне душу! Ах, Зефирина!
С величайшим почтением Фернандо де Сото поцеловал Зефирине пальцы. Она смотрела на молодого красивого мужчину с золотисто-карими глазами. Упасть в его объятия, забыть весь этот ужас… как это было бы приятно!
Вздохнув, она покачала головой.
– Из всех испанских завоевателей, которых я знала, вы самый гуманный, цивилизованный человек, Фернандо… Я очень вас люблю, хотя вы можете подумать, что это из корысти, поскольку я хочу, чтобы вы взяли меня с вашим авангардом, я должна как можно быстрее уехать отсюда. Не могу объяснить вам всего, но вы мне необходимы, Фернандо, и…
– Не утруждайтесь, Зефирина, я знаю, что тело ваше здесь, а душа где-то очень далеко… Я даже не хочу знать с кем, что у вас за тайна. Да, завтра я возьму вас с собой, мы выезжаем на рассвете. Позвольте охранять вас. Клянусь, даю слово рыцаря, буду чтить вас как даму сердца…
Фернандо де Сото повлек Зефирину в уединенный кабинет дворца. На шкуре гуанако они заснули так же целомудренно, как брат и сестра.
ГЛАВА XXX
ПУП ЗЕМЛИ
Было ли это следствием высоты или просто предчувствием?
Зефирина взглянула на тысячи золотистых крыш, которые лежали у ее ног, и сердце ее забилось. Она почувствовала – путешествие подходит к концу.
Здесь решится ее судьба.
– Вот Куско, бледнолицая Зефирина, – объявил Пандо-Пандо. – На кечуа это значит «пуп земли».
На высоте в десять тысяч пятьсот футов[143], в высокогорной долине, окруженной тремя горами, раскинулся Куско, императорский город с сотней тысяч жителей. Словно напоказ, он выставил свое богатство перед завоевателями.
Переход из Кахамарки был стремительным. Путешествуя, как и мадемуазель Плюш, на крепкой маленькой андалузской лошадке, Зефирина страдала только от холода, когда пришлось пересекать горные цепи Анд.
В двадцати лье от Кахамарки они встретились с Диего де Альмагро, который возвращался, исполнив поручение, с пушкой и двадцатью пятью солдатами. Впервые Зефирина увидела того, кто увез донью Гермину. У него было лицо мошенника, а взгляд убийцы. Зефирина сразу же возненавидела этого Альмагро. Внутренний голос велел ей не попадаться ему на глаза, и она спряталась в палатке, стоявшей рядом с палаткой капитана.
Альмагро, отдыхая, разговаривал с Сото.
– Надеюсь, этот воришка Пизарро оставил мою часть сокровищ.
– Он ждет тебя в Кахамарке, Диего.
– Самая тяжелая работа досталась мне. Я первый высадился, я всегда страдаю больше всех, – жаловался Альмагро.
Это было основной темой разговора. Зефирина чувствовала, что Диего де Альмагро испытывает смертельную ненависть к Пизарро. У Зефирины возникло смутное предчувствие, что капитаны однажды
