Подняв взгляд от документов на столе, которые приводил в порядок, Лоренс покачал головой.
— Нет, спасибо. Все было отлично.
Скотт медлил у дверей, и Лоренс, снова посмотрев на него, поймал заботливый и тревожный взгляд пожилого человека.
— Она очень славная девушка, сэр, — выпалил Скотт. — Добрая и отзывчивая, полная веселья, но серьезная внутри. Не то что та, другая. Мне и Марте она никогда не нравилась.
Застыв, Лоренс холодно произнес:
— Спокойной ночи, Скотт. — Он не собирался обсуждать с ним ни Ванессу, ни Мэй; у Скотта никто не спрашивал, что он о них думает.
Личная жизнь Лоренса не касается тех, кто на него работает. От них требуется только одно — чтобы они исполняли свои обязанности и не совали нос в чужие дела. Однако со слугами, знавшими его с детства, существовали определенные трудности — как и с миссис Райан — они полагали, что могут высказывать свое мнение, когда им заблагорассудится, и не выбирали при этом выражений. Им и в голову не приходило, что они фамильярничают!
Смутившись, Скотт бросил на него оскорбленный взгляд и удалился, не сказав ни слова. Лоренс почувствовал себя виноватым и в то же время раздраженным. Откуда это чувство вины? С логической точки зрения, он был прав: Скотту не следовало ничего ему говорить. Но после нескольких минут бессмысленного глядения в стену он поднял трубку внутреннего телефона и позвонил в квартиру прислуги.
Скотт почти сразу взял трубку. Его голос был ровным и вежливым:
— Да, сэр?
— Простите, Скотт, — сказал Лоренс. — Мне не следовало набрасываться на вас. Все дело в том, что я устал и раздражен.
— Все в порядке, сэр. — Голос Скотта потеплел. — Я понимаю.
Лоренс этого и боялся: что он слишком хорошо все понимает. И уж во всяком случае, не собирался позволять ему продолжить обсуждение, поэтому быстро попрощался и положил трубку.
Сосредоточься! — приказал он себе, глядя на разложенные бумаги. Погрузиться в работу — единственный способ забыть обо всем остальном; он понял это еще мальчиком. Но слова танцевали перед глазами, сливаясь в бессмысленный хоровод. В голове что-то кольнуло. Нет, это не обычная головная боль. Он положил палец на артерию в правом виске и закрыл глаза. Когда давление ослабило боль, он убрал руку, но боль опять вернулась. Пришлось отложить работу и отправиться в спальню.
Однако заснуть Лоренс не смог. Он долго ворочался с боку на бок, вставал, но ни читать, ни слушать музыку тоже не получалось. Единственное, о чем он был способен думать, — это о Мэй, о том, что чувствовал, держа ее в объятиях, прикасаясь к мягкому теплому рту своими губами, о том, как…
Как он сможет жить, потеряв ее?!
Не будь глупцом! — возразил он себе. Разве можно потерять то, что никогда тебе не принадлежало? Тяжело перевернувшись на другой бок, он застонал. Прекрати думать о ней, поспи немного, иначе наутро будешь едва живым!
Когда Лоренс наконец провалился в сон, тот тоже был заполнен горячими, неустанными мечтами о Мэй: он обнимал ее обнаженное тело, целовал ее, любил, получая такое удовлетворение, о котором наяву не стоило даже и мечтать.
Он проснулся от собственного крика и сразу же вскочил с кровати. В ванной Лоренс сорвал с себя влажную пижаму и бросил в корзину для грязного белья, затем принял долгий прохладный душ. Пробудившись после этого окончательно, он оделся, избегая смотреть на себя в зеркало ванной.
Лоренс прошел в кабинет и включил электрический чайник, который держал там, чтобы в любое время дня и ночи иметь возможность приготовить себе растворимый кофе. Потягивая черную горькую жидкость, он взялся за работу, которую не закончил накануне вечером.
Скотт появился в семь и разумно воздержался от комментирования того факта, что хозяин в такую рань на ногах, полностью одет и работает.
— Чудесное утро, не правда ли?
Лоренс этого не заметил, но, когда Скотт раздвинул шторы, неохотно посмотрел на голубое небо и яркое солнце. За окном царила весна, но в его сердце была зима.
— Завтрак, сэр? Чего бы вы хотели?
— Только свежего апельсинового соку. Я не голоден и хочу до ухода закончить работу.
— Вам нужно что-нибудь съесть… — начал Скотт, но, перехватив взгляд Лоренса, вздрогнул. — Хорошо, как вам угодно.
Когда он ушел, Лоренс позвонил в больницу. Но от ночной сестры ему удалось добиться только того, что его мать «в удовлетворительном состоянии».
— Когда я могу навестить ее?
— В любое время между десятью и двенадцатью или между половиной третьего и пятью.
Когда Скотт принес сок, а также свежесваренный кофе, Лоренс сообщил, что они отправляются в офис в восемь. И добавил, глядя в сторону:
— Я должен навестить мать, она в больнице.
Скотт чуть ли не поперхнулся.
— В больнице? Это серьезно? — Он казался искренне расстроенным.
— У нее был сердечный приступ, но я понял, что положили ее туда только из предосторожности. Я сейчас звонил в отделение, и мне сказали, что она в удовлетворительном состоянии. Но тем не менее я не могу навестить ее до десяти, поэтому сначала заеду в офис, а вы тем временем, если это вас не затруднит, зайдите в цветочный магазин и выберите букет.
Скотт кивнул.
— С большим удовольствием, сэр. Как это печально, что она заболела! Нам с Мартой всегда нравилась ваша мама. Она была как глоток свежего воздуха в этом доме. Нам было грустно, когда она уехала. И мы очень жалели, что она не взяла вас с собой.
Скотт ушел прежде, чем Лоренс успел посоветовать ему держать свое мнение при себе. Впрочем, возможно, он и не стал бы говорить этого. В конце концов, человек имеет право на свою точку зрения…
Когда он вошел в офис, миссис Райан была уже на месте и разбирала огромную гору корреспонденции. Она подняла глаза и окинула его оценивающим взглядом. Лоренс вдруг вспомнил, как в начале карьеры она каждое утро придирчиво осматривала его одежду, чтобы убедиться, что на нем белоснежно чистая сорочка, галстук, который она одобряет, до блеска начищенная обувь и идеально отглаженный костюм.
Впервые до Лоренса дошло, что по сути дела у него были две приемные матери — сначала Марта, потом миссис Райан. А разве он когда-нибудь говорил им, как благодарен за все, что они для него делают? Конечно нет. До этого момента он воспринимал их заботы как должное и даже не замечал, сколько сил они тратят на него.
— Доброе утро, — сказала миссис Райан, и ее тон предполагал, что она надеется, что таким оно и будет, если только шеф не в том же мрачном настроении, в каком пребывал вчера.
Лоренс постарался, чтобы его голос звучал бодро и жизнерадостно.
— Нам нужно побыстрее разобраться с неотложными делами, миссис Райан. Я должен снова уйти в десять. Есть что-нибудь достойное моего внимания в сегодняшней почте?
Ей явно было любопытно, чем вызвана подобная спешка, но она не задала ни единого вопроса и только протянула ему несколько конвертов, которые предварительно отложила в сторону. Когда с ними было покончено, Лоренс продиктовал несколько памятных записок и писем, прежде чем сделать необходимые телефонные звонки.
Было около десяти, когда он закончил последний разговор.
— Я не знаю, когда вернусь обратно, — сказал Лоренс, взглянув на часы.
— У вас ланч с японскими бизнесменами. Попытаться его отменить?
— Может быть. Где назначена встреча?
— В вашем клубе.
Он кивнул.
— Ах да, теперь я вспомнил. Узнайте, где они остановились, свяжитесь с ними и извинитесь. Скажите, что я встречусь с ними завтра, если их это устроит.
