иметь возможность подаваться вперед и поворачивать голову, при желании все время видеть меня, — большинство так и делало. Это инспектирование солдат мною и солдатами меня занимало много времени, но было весьма ценно для обеих сторон. Мне было очень важно снискать их доверие. И сначала надо было удовлетворить их любопытство. Когда осмотр заканчивался, я поднимался на капот джипа и спокойно, очень искренне обращался к офицерам и солдатам — через громкоговоритель или нет, в зависимости от условий. Объяснял, что нам совершенно необходимо знать друг друга, какие задачи перед нами стоят и как мы совместно будем выполнять наше дело. Рассказывал им, каков немецкий солдат в бою и как его можно победить; говорил, что, если все мы будем уверены в плане и друг в друге, цели можно будет добиться. Я их командующий, и теперь мы как следует рассмотрели друг друга. В результате нашей встречи я проникся к ним полным доверием и, надеюсь, они ко мне тоже. [240]
К середине мая я посетил все соединения в Соединенном Королевстве. Меня видели почти все офицеры и солдаты, которым предстояло участвовать во вторжении в Нормандию, слышали мое обращение к ним. Я представал на смотр в общей сложности значительно более чем перед миллионом солдат. Таким образом я стремился обрести доверие тех, кто будет служить под моим началом, — британцев, канадцев, американцев, бельгийцев, поляков, французов, голландцев. Это было большое предприятие, но я не сомневаюсь, что оно принесло дивиденды. Реакцию британского солдата я превосходно понимал, потому что моя военная жизнь проходила рядом с ним. В американском солдате я не мог разобраться так досконально. Однако всякие опасения были бы излишни. Вскоре после высадки в Нормандии я получил от генерала Беделла Смита следующее письмо:
«Дорогой генерал. Я только что получил из весьма надежного и осведомленного источника донесение о настроении и моральном духе американских войск в Англии. Автор совершенно беспристрастен, в его донесении есть абзац, который, надеюсь, доставит Вам такое же громадное удовольствие, как и мне: «Доверие к высшему командованию совершенно небывалое. Буквально десятки готовящихся к высадке подразделений говорят о генерале Монтгомери с обожанием. И особенно нравится всем — даже больше его дружелюбия, искренности и простоты — слух (или, насколько я могу судить, миф) о том, что генерал «побывал во всех подразделениях, отправляющихся в Нормандию, и сказал, что больше любого из нас хочет побыстрее закончить войну и вернуться домой». Это оставило неизгладимое приятное впечатление». Это точная цитата. Проведя всю жизнь среди американских солдат, зная присущее им недоверие ко всему иностранному, я могу гораздо лучше Вас оценить, какого успеха добились Вы, вызвав у них такое отношение и доверие к себе. С совершенным почтением, Беделл».
Через несколько недель после моего приезда в Англию министерство снабжения попросило меня посетить предприятия [241] в разных частях страны, производящие снаряжение для армии. Во многих случаях оно срочно требовалось для «Оверлорда», мужчины и женщины работали сверхурочно.
Во время этих визитов я много общался с гражданскими людьми, и на каждом заводе меня просили выступить перед рабочими. Я говорил им, что все мы представляем собой одну огромную армию, будь то солдат на фронте сражений или рабочий на внутреннем фронте; их работа так же важна, как наша. Нашей общей задачей было сплотить рабочих и солдат в единую команду, исполненную решимости уничтожить немецкое господство в Европе и во всем мире.
22 февраля я выступал на Юстонском вокзале перед представительным собранием железнодорожников со всей Англии. Там присутствовали секретари профсоюза, рабочие лидеры и служащие. Я говорил полтора часа, вел речь о предстоящих проблемах и о том, как они могут помочь в их решении. Сказал, что теперь мы добились успеха в войне и худшие дни позади, что мы все должны сосредоточиться на своей задаче и закончить войну. Когда я закончил обращение, профсоюзные секретари заверили меня в своей полной поддержке.
3 марта меня пригласили в лондонские доки, там я обращался примерно к шестнадцати тысячам докеров, стивидоров и матросов. Тема была та же самая — предстоит выполнить работу, и мы вместе ее выполним.
Во время этих визитов я общался со многими людьми, и у меня создалось впечатление, что люди устали от войны, измучены ею. Шахтеры, заводские рабочие, докеры, железнодорожники, домохозяйки — все напряженно работали больше четырех лет. Получить выходной было сложно. Светомаскировка создавала зловещую атмосферу. Мне больше, чем прежде, казалось необходимым закончить войну в Европе в 1944 году. Людям это было нужно, и я поклялся сделать все, что в моих силах, чтобы закончить войну с Германией к Рождеству; я был уверен, что это возможно, если мы не будем совершать ошибок.
Во время моих поездок по стране гражданские повсюду встречали меня восторженно. Люди, казалось, думали, что у меня есть некий волшебный рецепт победы и что я послан вести их к лучшему. Я чувствовал в этом опасность и понимал, что в политических кругах мою деятельность не одобрят. Так и вышло. [242]
Я получил намек, что эти визиты следует «отложить», — на что ответил, что меня попросили их предпринять некоторые министерства на Уайтхолле.
Надо сказать, требовалось поднять дух у рабочего населения, воодушевить его. Дать ему новую тему для разговоров. Все полагали, что вторжение обернется кровавой баней с ужасающими потерями; я заверял людей, что этого не будет. Все это можно было сделать только при личных встречах, и мои визиты принесли в этом отношении пользу.
Национальный сберегательный комитет в это время обратился с воззванием ко всей стране собирать средства в рамках своих кампаний «Крылья для победы» и «Военно-морская неделя». Последнее обращение называлось «Салют солдату».
После невнимания общества к армии в мирные годы, окончившегося поражениями в начале войны, возрождения престижа армии пришлось ждать долго. Аламейн, победы в Африке, на Сицилии, в Италии восстановили веру общества в способность армии добиваться результатов. Британский народ теперь видел, что армия готовится отправиться на битву с английской земли. Это был момент огромной психологической важности. Кампания «Салют солдату» проводилась во всех городах и селах, комитеты создавались не только для сбора денег, но для демонстрации единства страны и армии в предстоящей битве. Кульминационным пунктом этой кампании стал званый обед в Мэншн-Хаус в Лондоне, на котором предстояло выступать военному министру (сэру Джеймсу Григгу) и мне. Я решил, что моя речь будет призывом к нации, чтобы вдохновить идущую сражаться армию величием ее дела. Это было мое первое публичное выступление не перед солдатами. Оно уже опубликовано, но я сознательно включаю его сюда, поскольку из него ясно, как я мыслил в марте 1944 года — готовясь к великому предприятию в Нормандии.
«Сегодня я хочу сказать вам о солдате — о бойцах, собравшихся со всех концов империи на зов долга. Для меня было великой честью командовать большой имперской армией в африканской и итальянской кампаниях. Люди Британской империи — прекрасные солдаты. В военном деле «человек» играет [243] решающую роль; думаю, в гражданской жизни должно быть то же самое. Предприниматель должен снискать доверие своих работников; вместе они составляют единую команду, а именно «командные действия» приводят к победам в сражениях и в итоге к победе в войне. НЕОБХОДИМОСТЬ ХОРОШЕГО ВООРУЖЕНИЯ Когда для сражения собираются крупные силы, совершенно ясно, что они должны быть как следует экипированы, снабжены наилучшим возможным оружием и снаряжением. Не нужно обращаться далеко в историю, дабы увидеть, что происходит, когда этого НЕ ДЕЛАЕТСЯ. И в этом отношении нужно постоянно помнить, что мы, к нашему стыду, послали наших солдат на эту современную войну с совершенно не отвечающими требованиям снаряжением и оружием; нам нужно винить только себя за поражения в начале войны. Разумеется, мы не должны впредь допускать ничего подобного и не допустим. Мы можем показать нашу серьезность в этом отношении в ходе кампании «Салют солдату». ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР Но главное для успеха в сражении не просто предоставить армии танки, орудия и другое снаряжение. Конечно, нам нужны хорошие танки и хорошие пушки; но главное — это человек в танке и у орудия. Главное «человек», а не только машина. Танк и люди в нем представляют собой команду; лучший в мире танк бесполезен, если его экипаж плохо обучен и не обладает мужеством. Одним из главных факторов успеха в сражении является человеческий фактор. В распоряжении командира находится определенный человеческий материал; что он сможет сделать с этим материалом, целиком зависит от него. Если ваши люди обладают живым умом, если они стойки и смелы, хорошо обучены сражаться и убивать, если они рвутся в бой, обладают заразительным оптимизмом и наступательным пылом, который является результатом физического здоровья, и вы даете этим людям надлежащее оружие и снаряжение — для вас не существует ничего невозможного. [244] Вот два необходимых условия. Первое — такие люди должны верить в Бога и
