– Конечно, дорогая. А теперь спи, спи. Какое-то время Кэтрин еще одолевали мрачные мысли о погибшем лете, и о предательстве Адриена, и о том, в каком смятении ее рассудок. Но постепенно она впала в беспамятство. Ей снилось прошлое, ее чудесное путешествие в «Край Света», и ее пароход, и ее первое впечатление от этого дома. Но тут все смешалось в полную кашу, как это часто бывает в снах, и вот уже она одна бежит через болото. Ее окружает абсолютная тишина. Ни крика птиц, ни даже жужжания насекомых – ничто не нарушает зловещего безмолвия. Тишина, мертвая тишина – и все же, каким-то непостижимым образом, – живая.
Кэтрин бежит, но слишком медленно. Ее ноги отяжелели, на них налипла глина. Теперь она слышит какие-то звуки… голоса… свет… возле нее кто-то разговаривает. Их лица, сливаясь со сновидениями, то появляются, то тают.
– Она спит? – осведомился кто-то.
– Как убитая, – последовал ответ.
Ее подняли с грязной тропинки. И понесли через болото, мимо гигантских серебристых деревьев, беспокойно качавших кронами. Она ощутила тряску, и в ноздри ей ударил запах конского навоза. Сознание ее опять потемнело, и она вознеслась к звездам. И там, паря в небосводе, она почувствовала, как движение прекратилось.
«Да я же дома! – возрадовалась она. – Я в риллингтонской церкви. И со мною миссис Даулинг, и Бет Карпентер. Они стоят позади, за алтарем. Мне плохо их видно отсюда, но я уверена, что это они».
Она попыталась помахать им, но не смогла пошевелить и пальцем. Церковный служка совсем разленился. Здесь так грязно, пыльно, и весь алтарь засыпан палой листвой. Отец никогда не позволил бы им так небрежно присматривать за церковью. И дамы из цветочного комитета совсем позабыли о своих обязанностях. Вы только посмотрите на эти вазы! Все цветы в них давно увяли, нужно поставить новые.
Свет едва мерцал, по углам сгустились зеленоватые тени, в узких окнах мерцали багровые всполохи, а ступени под алтарем были усыпаны битым стеклом. Кэтрин встревожилась. Отчего же новый викарий так небрежен? В церкви такой дух, словно ее разрушили, да так и бросили на долгие годы. «Надо за этим присмотреть! – решительно подумала Кэтрин. – Из деревни надо прислать работниц – пусть отскоблят здесь все до блеска. Странно, что я раньше не видела этих фресок: Богоматерь с Младенцем, Распятие».
Но тут тревога ее утихла, на ее рассудок навалилась новая волна бессознательности, – и вдруг она очнулась, со стыдом обнаружив, что на ней лишь ночная рубашка. В церкви нельзя находиться в столь неподобающей одежде.
– Прости меня, папа, – заплакала она, обращаясь к темной фигуре, стоявшей возле алтаря. – Я сама не знаю, как это случилось. Я сию же минуту побегу домой и переоденусь.
– Никуда ты не побежишь, – отвечала мадам Ладур, стиснув ее руку костлявыми пальцами.
Кэтрин наверняка бы упала, если бы ее не подхватили чьи-то сильные руки. Она знала и не глядя в ту сторону, что это был Адриен. Глаза ее снова резал свет – на сей раз от зажженных на алтаре свечей.
– Очухалась, что ли? – Она узнала гнусавый голос Джеффа.
– Очухалась, вполне, – сказала мадам Ладур, а потом обратилась к священнику: – Поторопитесь, святой отец.
– Нет, папа, нет! Я не хочу… – Голос Кэтрин был едва слышен, язык заплетался.
– А ну, тихо! – прошипел ей на ухо Адриен. – Делай, что велят. – И что-то укололо ее. Это оказалось острие кинжала, приставленного к ее ребрам.
– Эти свадьбы всегда такие смешные! – откуда-то сзади воскликнул Феликс. – Но я бы все же хотел поглядеть на большую церемонию в кафедральном соборе. Я для нее пошил новый наряд.
– Ты сможешь напялить его на торжественном приеме. Все празднества пойдут так, как и было задумано. Мы просто объясним гостям, что наша малютка невеста захотела, чтобы церемония была скромной, и мы уступили ее мольбам. Чего только не сделаешь, чтобы осчастливить нашу милую Кэти, – сказала Элиза, чей голос от возбуждения срывался на визг.
«Это же не церковь в Риллингтоне! – Ужасное открытие мгновенно прояснило рассудок Кэтрин. – Где я?!» – Пыль, дым от свечей, кучи каких-то непонятных обломков, сырость, темень. Она захотела закричать, но не смогла издать ни звука.
Отец Бювье начал церемонию, похожий на стервятника в широкой черной рясе. Несмотря на сопротивление, Кэтрин выпихнули вперед и заставили опуститься на колени. Она зажмурилась, задержала дыхание. Дядя Седрик! Где вы? Не позволяйте им… я не могу… но тут ее веки поднялись, и, словно обреченный на казнь узник, она с ненавистью посмотрела на окружающих.
Деламар и Пейр, перепачканные до неузнаваемости в грязи. Оба вооружены. Любимая служанка мадам Ладур Тереза и отец Бювье. По-лисьи осклабившиеся Джефф с Феликсом, притащившие сплетенные наспех гирлянды из сорняков – фигляры, играющие в свадьбу. И с ними Элиза – подручная дьявола, прикидывавшаяся ее подругой и злоумышлявшая против нее. А вот и Адриен – лгавший ей и доведший ее до отчаяния.
Но над этой шайкой, безусловно, царила его мать, и с неожиданным приливом ужаса Кэтрин в полной мере ощутила волны темной власти, излучаемые Мадлен Ладур.
– Вы не заставите меня силой сказать «да», – пыталась протестовать Кэтрин, чей голос дрожал и прерывался.
– Еще как заставим. – Глаза Адриена грозно блеснули в сумерках, а острие кинжала вонзилось глубже. Наверное, оно уже проткнуло ей кожу, так как Кэтрин почувствовала, что ткань ночной рубашки повлажнела. Она вспомнила изуродованное лицо Лестины и поняла, что он чрезвычайно опасен и готов пойти на что угодно. «Папа, спаси меня!» Она почувствовала, как вдруг неизвестно откуда в нее вливаются новые силы, и воспряла духом.
– Я ни за что не скажу этого! – вскричала она. – И что ты тогда станешь делать, Адриен? Изобьешь меня, как Лестину?
Он изрыгнул проклятье, но тут к ней потянулась чья-то рука, прижавшая к ее лицу влажную ткань. Она попыталась вздохнуть – и в ноздри ей ударил удушливый сладкий запах. Стараясь не поддаваться дурману, она усиленно думала: «Когда я очнусь, обручальное кольцо наверняка уже будет у меня на пальце. Они
