окружавшую его природу – пышные растения и диковинные цветы, высокие эвкалипты и развесистые пальмы, чудесные магнолии и, конечно, росший здесь повсеместно бородатый испанский мох. «Кто бы ни построил это, он явно был не в своем уме», – подумала Кэтрин, надеясь на то, что это был по крайней мере не Финн Керриган.
Они пошли вдоль крытой стены, и дощатый настил под их ногами представлял удивительную мозаику из ярких пятен лунного света и темных омутов тени. Стоявшие в альковах статуи, такие забавные при дневном свете, сейчас казались притаившимися в засаде кровожадными убийцами и провожали их взглядом слепых гипсовых глаз. Джефф с Феликсом принялись развлекаться на свой лад: они ушли вперед и то и дело прятались, а потом выскакивали навстречу с душераздирающими воплями.
Похоже, что во всем здании не осталось ни одного слуги, – отпущены были даже личные лакеи. Дверь павильона оставалась незапертой, она распахнулась от легкого толчка, но когда они вошли, Кэтрин показалось, что кто-то – скорее всего все тот же пакостник Джефф – захлопнул их за собой и с театральным грохотом опустил засов, разбудив гулкое эхо в пустом холле. Внутренность павильона была не менее причудлива, чем его внешний вид. Из холла они попали в просторную комнату с занавешенными окнами и отделанными деревянными резными панелями стенами.
Здесь стояли покрытые плюшем диваны, низкие кресла и столики и китайский комод на драконьих лапах, расписанный золотым и черным лаком. В воздухе висел аромат камфоры, усиливавший атмосферу Востока. Бронзовые фигурки вооруженных рыцарей стояли по обе стороны резной каминной полки, а по бокам от них находились стеллажи: стоявшие за их стеклянными дверцами книги безнадежно ждали своего читателя.
Тот, кто приготовил эту комнату для ночных посетителей, а потом бесследно удалился, позаботился зажечь свечи в тяжелых бронзовых подсвечниках и масляные лампы под плотными абажурами. Судя по всему, это произошло не так давно. На низеньком столике на спиртовке грелся кофейник из дамасского литья, а рядом стояла бутылка арманьяка.
– Здесь все по-старому, – заметил Феликс, плюхнувшись на диван и подкрепляясь бренди. – Как приятно прийти сюда и увидеть, что здесь еще более роскошно, чем я помню.
– Вы бывали раньше в этом павильоне? – Кэтрин более не в силах была сдерживаться, она жаждала наконец получить ответы на вопросы, бившиеся в ее мозгу подобно туче разъяренных насекомых.
– Разве Элиза вам не рассказала? – Уоррен наливал себе виски из хрустального графина. Его лицо раскраснелось, язык заплетался – Кэтрин впервые видела настолько пьяным. И не могла сказать, что это его красило.
– Мы никогда не говорили об этом. – Элиза выразительно посмотрела на брата.
Джефф слонялся по комнате, проверяя все углы.
– Ха, смотрите! – воскликнул он. – Она все еще здесь. Помнишь, Элиза? – Он поднял музыкальную шкатулку с перламутровой крышкой и изящной балериной, закружившейся на пуантах под нежный перезвон.
– Простите, ради Бога, я понимаю, что очень глупа, но мне казалось, что вы здесь впервые, – пробормотала Кэтрин, прижав ладонь ко лбу.
– Впервые! Черт меня побери – конечно, нет! В былые времена Керриган закатывал здесь роскошные пирушки. Конечно, мы тогда были совсем юными, но он любил проводить время в окружении хорошеньких деток, – отвечал Феликс, томно развалясь на кушетке. – И этот павильон служил нам garconniere, хотя по правде, приходила одна девчонка, которой здесь всегда были рады. Не так ли, Элиза?
Джефф, все еще забавлявшийся с заводной танцовщицей, вопросительно приподнял одну бровь:
– Он ведь подарил тебе ее на день рожденья?
– Разве? Я что-то не припомню. – Элиза старалась не смотреть на него, старательно наливая себе выпить.
– Значит, ты была с ним не просто случайно знакома? Но почему ты не рассказала мне об этом, Элиза? – обиженно спросила Кэтрин. – Ты же знаешь, как для меня важно разузнать о нем как можно больше.
Элиза повернулась к ней спиной и понесла свой бокал к окну. Ее лицо отразилось в гладком стекле, за которым сгустилась непроницаемая тьма.
– Прости меня, если я тебя этим обидела, – медленно, прерывающимся голосом произнесла она, – но прошлое отзывается слишком острой болью для нас с Уорреном. Наши родители дружили с Керриганом. А когда они умерли и мы остались одни в этом огромном доме с бестолковыми дядюшками и тетушками, он пришел к нам, и наша жизнь стала легче. Позднее пути наши разошлись, но когда мы попали в Бовуар-Хаус, а потом сюда, мы не могли удержаться от воспоминаний.
Она повернулась, едва удерживаясь от слез, и бросила умоляющий, беспомощный взгляд в сторону брата, который немедленно оказался подле нее и покровительственно обнял ее за плечи.
Кэтрин почувствовала, что краснеет. Какой же она, наверное, кажется глупой, смешной и подозрительной. И даже извиняться теперь бесполезно. Это только усугубит неловкость. Все, что она может сделать, – предоставить идти всему своим чередом и постараться загладить свою вину перед этой милой парой, так преданно служившей ей проводниками в самые трудные первые дни. Ведь именно они познакомили ее с Адриеном, и уже за это она должна быть им благодарна до скончания веков.
Словно почувствовав ее смущение, он приблизился и шепнул:
– Не беспокойся, cherie. Я расскажу тебе когда-нибудь, как мы с Феликсом, Джеффом, Уорреном и Элизой играли в цыган в те времена, когда Керриган держал дом на широкую ногу. Креолы гостеприимный народ и могли задержаться у друзей на неделю, на месяц, на два месяца и даже на три – пока длится жаркое лето. Но сначала ты должна стать доброй хозяюшкой и помочь мне наверху.
Она сгорала от жажды и, выпив еще бокал вина, вдруг оказалась на винтовой лестнице, ведущей на верхний этаж. Адриен почти занес ее туда на руках, он не отрывал губы от ее щеки, то и дело останавливался и, прижав ее к стене всем своим горячим, зовущим к любви телом, целовал в губы. Кэтрин не могла отделаться от подозрения, что они здесь не одни, но всякий раз, оглянувшись назад, на уходящие во тьму ступени, никого не замечала.
– Я уверена, что кто-то внизу идет за нами, – прошептала она.
– Это всего лишь Джефф с Феликсом – вечно валяют дурака, – рассмеялся Адриен, покрепче обнимая
