еще безобразней. Необычайных размеров платье было все в пятнах.
— Внученька, моя любимая внученька, — причитала старуха. — Я знала, что ты не забудешь свою бедную бабушку. — Она приблизилась к Изабель. — Что ты мне привезла?
Изабель порылась в бумажном пакете и достала пачку крузейро, скрепленных резинкой.
— Вот твои проклятые деньги, старая ведьма. Деньги, которые ты получаешь за меня от калеки.
Она швырнула пачку Марии Мендес, своей «бабушке», но та замешкалась, к тому же плохо видела. Деньги угодили в щеку старухи и, отскочив, упали на землю.
— О, — простонала Мария Мендес, глядя под ноги.
— Послушай, старая шлюха, — продолжала Изабель, — он тебе нравится? Красивый, не правда ли?
— О, — снова простонала старуха, заметив наконец валявшуюся на земле пачку, и с мольбой посмотрела на Изабель.
— Прошу тебя, сделай милость, подними деньги.
— Нет уж, толстая корова, сама подними.
Старуха, не сводя глаз с купюр, ткнула в них пальцем и заголосила. Слезы ручьем текли по ее лицу.
— Прошу тебя. Прошу, — скулила она подобно ребенку.
Сэл не знал португальского, но понимал, что Изабель издевается над старухой. Он поднял деньги и, укоризненно взглянув на Изабель, протянул деньги Марии Мендес.
Изабель вызывающе, в упор смотрела на него.
— Спасибо, спасибо, — сквозь слезы шептала старуха, прижимая руки Сэла к груди. — Большое спасибо.
Брезгливо поморщившись, Изабель тряхнула головой и пошла прочь. Глядя ей вслед, Сэл с трудом высвободил руки — старуха вцепилась в них мертвой хваткой.
Вскоре они вернулись к машине — неподалеку мальчишки играли в футбол.
— Моя мать ее ненавидела, и я ненавижу.
Изабель сидела в машине, глядя прямо перед собой, сердито поджав губы. Обычно она казалась значительно старше своих лет, а сейчас выглядела шестнадцатилетней девчушкой.
— Изи, но она ведь немощная, несчастная старуха.
Изабель резко повернулась к нему, лицо ее дышало ненавистью:
— Она торговала моей матерью, словно рабыней, сделала из нее проститутку.
Сэл всплеснул руками.
— Послушай, может, я что-то не понимаю? Тогда объясни все по порядку. Может, ты имеешь в виду своего отца, а не мать?
Изабель вставила ключ зажигания, и мотор заработал.
— Я не желаю об этом говорить.
Красный XR3 развернулся и покатил вперед.
— Ладно, — крикнул Сэл, перекрывая шум мотора и встречного ветра. — Давай поедим где-нибудь. Я умираю с голоду.
Лицо Изабель озарила улыбка. Она словно засветилась вся изнутри.
— О, Марко, ведь сегодня суббота! В этот день полагается есть фейхоаду.
— Что, черт возьми, за фейхоада?
— Национальное бразильское блюдо. И я знаю, где его лучше всего готовят!
На вершине горы, в нескольких минутах езды от Роцинхи, на окраине Гавен, среди высоких деревьев, находилось самое живописное место в округе. Здесь Джемелли построил себе особняк, отгороженный от улицы высокими пальмами и глухой стеной.
Пока машина поднималась по извилистой подъездной дороге, Сэл думал не столько о красоте местности, сколько о великолепии самого поместья. И о его баснословной цене.
— Это Зумира, — объявила Изабель, ласково обнимая полную черною женщину. — Она вырастила меня. Была мне как мать.
«Богатые белые дети и черные матери», — подумал Сэл. Они стояли в просторной, с высоким потолком кухне в «Доме Джемелли», и дразнящий аромат, исходивший от готовящейся на плите пищи, пробудил у Сэла аппетит. Изабель и Зумира, заболтавшись, забыли о Сэле и, спохватившись, расхохотались.
Сэл попытался выдавить из себя улыбку.
— Э-э... что вас так развеселило?
Покатываюсь от смеха, Изабель ответила:
— Зумира любит низкорослых мужчин, среди любовников, говорит она, им нет равных.
Сэл решил себя защитить.
— Ну, сто шестьдесят восемь сантиметров не так уж и мало.
Все еще смеясь, Изабель взяла его за руку и повлекла за собой в огромную гостиную.
— Зумире понравилась твоя внешность.
Ведя Сэла по просторному холлу, она гладила сквозь тонкую ткань рубашки его плечо. Жаркий день был на исходе. За высокими зашторенными французскими окнами стали сгущаться сумерки. Изабель включила боковой свет и усадила Сэла на длинный белый диван. Всего раз или два бывал он в подобных домах, и то в качестве пианиста, а не гостя.
— Еда будет подана через несколько минут, — сказала девушка, направляясь к стойке бара, набитого до отказа бутылками с изысканными напитками. — Я приготовлю тебе чего-нибудь выпить. — Она скривила губы и типично по-американски бросила: — Что будешь пить, Мэк?
— А у тебя здорово получается, — похвалил ее Сэл, откинувшись на подушки дивана. — Слух у тебя просто великолепный, у одного на миллион бывает такой. Посмотри, Изабель, есть там «Джек Дэниелз»?
Она оглядела бутылки.
— У Джованни Джемелли есть все!
Она подала ему бокал и примостилась на диване рядом. Ее тело соблазнительно вырисовывалось под широченной майкой.
— А где сам синьор Джемелли? — поинтересовался Сэл, отпив из бокала.
Себе Изабель налила красного вина, пригубила бокал и облизала свои пухлые губы.
— Отец уехал по делам. В Сан-Паулу. — Она улыбнулась. — Вся прислуга, кроме Зумиры, разошлась по домам. Ведь сегодня суббота. После обеда я отвезу ее в Роцинху — она живет там с мужем. — Девушка поджала под себя ноги и, свернувшись калачиком, прижалась к плюшевым подушкам дивана и смотрела на Сэла прищурившись.
— Итак, Марко, боишься лишиться невинности?
Сэл не поверил своим ушам. Ей всего шестнадцать? Этой сучке шестнадцать?
— Невинность, хм, — улыбнулся он, — я давно потерял ее, не помню где и когда. — Сэл потягивал свой «Джек Дэниелз». — Я многого боюсь. Только не девушек.
«Давай, давай, продолжай в том же духе! Подожди минутку — ты этого хочешь? Она — именно то, что тебе нужно?»
Изабель продолжала испытующе смотреть на него. Потом подняла свой бокал.
— За нас, Марко, за нас.
