Кошка Багира спасалась за шифоньеркой от шума столь пылкой страсти, а теперь осторожно выбралась из укрытия с удивленно раскрытыми глазами и топорщащимися усиками. Но звуки сонного дыхания успокоили ее, киска постепенно осмелела, с наслаждением потянулась и с важным видом обошла комнату. На полу валялось сброшенное с кровати голубое покрывало. Багира поднялась на задние лапки, поскребла когтями развороченную постель. Эстер во сне пошевелилась, потерлась о Кларка. Это привлекло внимание Багиры, она бесшумно вспрыгнула на кровать. Но нагие тела были опять неподвижны. Кошка улеглась прямо на телефонный сигнализатор, который выпал из кармана Джонсона, и начала было умываться, но только вошла во вкус, как запищала эта противная штуковина. Багира взвизгнула, слетела с кровати, стрелой пронеслась через комнату, холл и дальше вниз по лестнице.
Джонсон проснулся недовольный, зашарил по простыням.
– В чем дело, милый? – пробормотала Эстер.
– Нужен телефон.
– Мм-м, там, внизу. – Она зарылась головой в подушку, когда он, голый, пошел к двери.
Через несколько минут Кларк вернулся и потряс Эстер за плечо:
– Вставай.
– Да... сейчас. – Она села, протерла глаза.
– Бобби. Твой муж.
– Да?
– Полиция только что нашла его.
3.37 утра
В пункте «Скорой помощи» медицинского центра конгресса царила неизбежная в выходные дни толчея и неразбериха. Отвратительный бедлам. Приемная была набита о чем-то молящими, на что-то жалующимися членами Клуба жертв револьвера и кинжала, как называли их врачи травматического отделения. Кое у кого на кровоточащих еще ранах самодельные повязки. Грязная безобразная старушонка раскачивалась на стуле и громко пела. Два алкаша спорили, кто первый в очереди. В коридорах теснились тяжелораненые – подстреленные, отравленные, разбившиеся. Вой сирен возвещал о прибытии все новых пациентов.
За стеклянной загородкой Кларк Джонсон разговаривал с молодым доктором-бенгальцем. Одежда доктора спереди пропиталась кровью. Эстер, мамаша Фиббс и маленький Бобби наблюдали за ними через захватанное грязными руками стекло. Доктор посмотрел на Эстер, губы его шевелились. Вот он что-то сказал, Джонсон ответил, вышел из-за перегородки. Лицо его было мертвенно-бледно.
– Безнадежный случай. Мне очень жаль, Эстер.
– Нет! Нет! Нет! – Она упала на колени, завыла.
Мамаша Фиббс попыталась поддержать Эстер, та вывернулась. Джонсон подхватил ее, она вырвала руку.
– Не трогай! Не прикасайся ко мне!
– Ну же, Эстер, – успокаивала мамаша Фиббс. Она сдерживалась, но и у нее глаза стали мокрыми и растерянными.
– Как это случилось? – Она повернулась к Джонсону.
– Его зверски избили. Неизвестно кто, сколько их было и когда. Может, прошло несколько дней. Они думают, он долго полз.
– Святый Боже! – простонала Эстер.
– Доктор сказал, не будь он таким сильным, умер бы сразу.
– О Господи, мой Бобби! Мой бедный Бобби!
– Мне так жаль, Эстер. Честное слово.
Эстер подняла голову и посмотрела на Кларка. Слезы хлынули у нее из глаз, заструились по щекам. Казалось, это не кончится никогда.
– Позволь проводить тебя домой.
Эстер с ужасом уставилась на него.
– Бедный Бобби, – причитала она. – Они били его как собаку, а я в это время валялась с тобой в постели – как свинья.
– Эстер! – цыкнула мамаша Фиббс, указывая глазами на маленького Бобби.
Но Эстер повысила голос:
– Мы трахались, как недоделанные вонючие подростки, а мой бедный Бобби боролся за жизнь в каком- то Богом проклятом месте.
– Мне так жаль, – повторил Кларк и опять попытался взять ее за руку.
– Отойди! Не прикасайся! – Она оттолкнула его. – Такие и убили Бобби! Такие, как ты!
Мамаша Фиббс взяла Эстер за плечо, повернула к себе.
– Эстер, возьми себя в руки. У нас еще много дел. Оставь этого беднягу в покое.
– У Бобби не было выхода! Они не дали ему шанса!
– Он сам виноват, и ты знаешь это. Бобби сошел со стези Господней, он выбрал иной путь и потому мертв. Никто не виноват, он все сделал сам. Это должно было случиться, рано или поздно.
– Как ты можешь так говорить! Ведь это твой сын!
– Я говорю истинную правду. Упокой Господь его грешную душу, но он был плохим сыном, плохим мужем и плохим отцом. Скажи спасибо, что вы не остались просто на улице.
– Не смей так говорить! Не смей! – Эстер готова была кинуться на свекровь.
– Сегодня ночью ты потеряла мужа, – мягко сказала мамаша Фиббс, выпрямляясь во весь свой рост. – Смотри не потеряй и мать.
Эстер затравленно взглянула на нее, но тут же вся сжалась от горя и стыда.
– Нет! Нет! Нет! – закричала она и выбежала из комнаты. Миссис Фиббс посмотрела ей вслед и глубоко вздохнула.
– Бобби, маленький, иди присмотри за мамой.
Тот колебался.
– Ступай, ну!
Мальчик выбежал в коридор, куда скрылась Эстер.
Мамаша Фиббс запахнула пальто, застегнулась на все пуговицы. Потом обратилась к Кларку:
– Скорбная ночь, мистер Джонсон:
– Да, миссис Фиббс.
– Сожалею, что вы оказались свидетелем. Семейные распри и горести не для посторонних. Я уверена, Эстер не имела в виду ничего такого.
– Я понимаю. Все нормально. Я хотел бы помочь.
Она рассеянно помотала головой.
– Может, вы скажете больничному начальству, что мы постараемся скорей забрать тело?
– Конечно.
– Я свяжусь с похоронным бюро Колемана, как только оно откроется.
Джонсон кивнул, не зная, что сказать.
– Я знаю мистера Колемана почти сорок лет.
– Неужели?
– Да. – Она теребила кошелек. – Надо поблагодарить врачей.
– Хорошо. Миссис Фиббс?
– Да?
– Мне, право, ужасно жаль вашего сына.
Старуха смахнула слезинку. Мимолетная слабость.
– Мистер Джонсон, мой сын мертв уже много лет, первый раз он убил себя сам. И с тех пор – он лишний на этом свете. Пожалуй, то, что произошло сегодня, к лучшему.
Кларк отвел глаза.
– Вы суровая женщина, миссис Фиббс.
– Жизнь – суровая штука, мистер Джонсон. А у меня есть живые близкие, о которых нужно позаботиться.
