Убийца с крестом

лужайки! Их больше тридцати!..» – ворвался клановец в белой форме и тут же охнул и скорчился от боли, держась за бок: кто-то заехал ему бейсбольной битой по ребрам.

Джерри Кан с битой в руках стоял над ним в окружении нескольких бойцов Сопротивления, одетых в неизменные синие майки.

– Убирайся из Дома Иисусова, еврей! – завопил Аттер.

– Сточные воды, которые хлещут из тебя, не имеют ничего общего с Иисусом.

– Убирайся или мы убьем тебя!

Падали стулья, бились стекла. Клановец и боец Сопротивления вцепились в автомат и тянули каждый на себя.

– Чего ж ты не пришел, не выдворил нас из страны, наци! – Кан взобрался на кафедру.

– Убейте, убейте его! – завизжал Аттер, и четверо телохранителей ринулись на Джерри. Одного из них он смазал битой по физиономии, изо рта у парня хлынула кровь. Но другие набросились на Кана, ему пришлось отступить. Вмешались бойцы Сопротивления, началась свалка. На улице кто-то открыл огонь.

Аттер кинулся к запасной двери, столкнулся с пытавшейся улепетнуть старушкой, отпихнул ее, сбил с ног, прорвался к выходу.

Мощеная дорожка между церковью и библейской школой вела к крошечной стоянке позади здания. Аттер уже сидел за рулем пикапа, но тут чья-то сильная рука ухватила его за узкий черный галстучек и выволокла из кабины.

– Не торопись, приятель, – ухмыльнулся Замора. – Как дела, Джесс?

– Пусти меня! Пусти! – протестовал Аттер.

Шон собрал в горсть его жидкие черные волосенки, отволок к дряхлому зеленому «форду» и швырнул лицом вниз на капот.

– Ты арестован, – пробурчат Голд.

– На каком основании? – Аттеру приходилось разговаривать со спиной Голда, тот даже не повернулся в его сторону.

Из церковных строений доносился шум драки.

– Возбуждение беспорядков. Слышишь, что делается?

– Не мои люди это затеяли, – сердито возразил Аттер.

– Тайное собрание с целью возбуждения беспорядков, нарушение спокойствия...

Опять выстрел.

– ...Бегство с места преступления, порча чужого имущества, и вообще ты завяз крепко.

– Проклятый еврей! – Аттер скалил зубы, плевался от злости.

Голд улыбнулся, вынул из кармана на груди прямоугольный отпечатанный листочек бумаги.

– Те еврейчики-коммунисты из ACLU[69] велят зачитывать это арестованным. Итак, здесь написано: «Вы имеете право молчать...»

Не отрывая глаз от бумажки, Голд нанес Аттеру короткий прямой удар правой, выбил ему два передних зуба и снова швырнул лицом вниз на капот.

– «...Если вы отказываетесь от этого права...»

Голд пнул Аттера коленом в пах, и Джесси медленно опустился на колени.

– «...Все, что вы скажете, может быть использовано против вас...»

Голд засунул бумагу в карман, подошел еще ближе, уперся в крыло «форда» и уверенным, отработанным движением каратиста ударил третий раз, ногой. Аттер повалился на бетон.

– «...Вы имеете право пригласить адвоката... – декламировал Голд по памяти, запихивая Аттера на заднее сиденье, – и не отвечать на вопросы до его прихода...»

Замора сел за руль.

– «...Если вы не в состоянии пригласить адвоката... – Голд осмотрел суставы пальцев, ободранные о скулы Аттера, – вам должны предоставить его».

* * *

Через десять минут Голд и Замора подъехали к ван-ньюскому отделению полиции, вытащили Аттера из машины и почти пронесли по коридору к посту дежурного. Белая форма Джесса была вся заляпана кровью. Кровь лилась из носа, изо рта, из ушей.

Дежурила молоденькая азиатка.

– Бог мой! – охнула она. – Кто это его так?

Чтоб снять отпечатки пальцев, Аттера пришлось прислонить к стойке.

– Я хочу подать жалобу. – Он едва шевелил разбитыми губами.

– Заткнись, недоносок! – прикрикнула девушка. Она узнала форму Клана. И мелодичным голосом обратилась к Голду: – Кошмар, что творится в той церкви. Вызвали специальное подразделение, восемнадцать солдат, три раза стреляли, арестовано больше тридцати человек. Через пятнадцать минут сюда этих придурков набьется как сельдей в бочку.

– Смертельные случаи есть?

– Я хочу подать жалобу! – С подбородка у Аттера капала кровь.

– Нет, но много проломленных голов. И еще один парень укусил другого за ухо. – Она повернулась к Заморе: – Скажи, мы не встречались раньше?

Шон заулыбался, подошел ближе.

– Я актер. Вы могли видеть меня по телевизору. Последняя моя роль – в «Симон и Симона».

– Пошли, гад, – сказал Голд.

– Я хочу позвонить своему адвокату! – Аттер снова задергался, обрызгал всех кровью.

– По телевизору! – Глаза девушки засверкали.

– Правда, пока в эпизодах. Но осенью я буду играть главную роль в одном очень забавном фильме. Но сниматься придется в Мехико.

– Я имею право вызвать адвоката!

– Телефон неисправен.

– Неправда!

Голд подошел к висящему на стене телефону, снял трубку, дернул обеими руками, оборвал и выбросил в корзину для мусора.

– Вот и все.

– Еврейская свинья!

– Пошли, – приказал Голд, толкнул Аттера в спину и повел по коридору к камерам.

– Подожди! Вспомнила, где я тебя видела. В том журнале, как его...

Замора застенчиво улыбнулся.

– «Плейгерл».

– Верно! «Плейгерл»! Все девчонки в отделении от тебя без ума. «Обнаженный слуга закона». Ты такой сексуальный!

Замора расплылся в улыбке и подошел совсем близко.

– Спасибо, сержант.

– Ким. Зови меня Ким. – У нее были ровные, ослепительно белые зубы. – Слушай, я хочу тебя кое о чем спросить.

– Уже догадался, о чем.

– Как у тебя держится значок, на чем, понимаешь? Одежды-то никакой нет.

– Замора! – окликнул Голд. – Подай-ка дубинку! Проломлю ему башку.

Аттер уцепился за проволочную сетку на стальной двери и отказывался идти дальше. Голд напрасно пытался отодрать его.

Замора покинул хорошенького сержанта, подошел к борющимся.

– Вот приклеился. Как самым лучшим театральным клеем. Ничего, справимся. – И Замора боднул Аттера в поясницу. Клановец выпустил дверь и застонал от пронзившей его насквозь боли.

– О, бить по почкам – жестоко! – посочувствовала дежурная.

– Ничего подобного. – Шон повернулся к ней. – Это немножко взбодрит его. Просто немного спирта – чтоб растворить клей.

Девушка захихикала.