— Я думал, что он ест корреспондентов на завтрак.
— Это было раньше. Теперь, когда он готовится стать героем самого выдающегося произведения года, его отношение к корреспондентам несколько изменилось.
— Хорошо.
— Гарри, ты душка. Я всегда это говорил.
— Знаю. Это интервью войдет в историю.
— Кстати, не знаешь, что там назревает?
— Что значит «там назревает»?
— Я хочу сказать, что прошлый раз, после того как дивизия была на отдыхе, произошло вторжение на континент. А что теперь затевают в верхах?
— Обещаешь никому не говорить, Билл?
— Будь покоен, Гарри, клянусь богом. Ты что-нибудь знаешь?
— Послушай, Билл. Генералы во всем мне доверяют. Они не предпринимают никаких шагов, прежде чем не согласуют их со мной как представителем органов общественной информации.
— Да ну тебя, перестань болтать. Ты что-нибудь знаешь?
— Обещаешь держать язык за зубами? Не проболтаешься спьяна?
— Знаю, знаю, Гарри! «Длинные языки топят корабли». Давай выкладывай.
— Насколько я понимаю, в штабе верховного главнокомандующего готовится одно важное решение.
— Да?
Я понизил голос до шепота:
— Готовится решение запретить въезд в Париж представителям дивизионной печати в чине ниже майора.
— Я же просил, чтобы мне присвоили звание.
— Верю, — отвечал я. — Кроме шуток, Билл, я ни черта не знаю. Последнее время я имел дело с чинами невысокого ранга. Думаю, что рано или поздно кому-то придется форсировать Рейн.
— Ну как, повидал местные таланты?
— Нет, должен признаться — не видел.
— Ничего интересного. Ровным счетом ничего.
— Очень жаль, Билл. В Париже мы сделаем все, что надо.
— Я посылаю все, что можно...
— Ты же сказал, что здесь нет ничего интересного.
— Да, но, черт возьми, это все же лучше, чем ничего.
— Теперь я тебе скажу, зачем я в действительности приехал. Где расположился полк Чарли Бронсона?
— Разве ты ничего о нем не слышал?
— А что? Он погиб?
— Ведь ты был ему довольно близким другом, Гарри, правда? Он много о тебе рассказывал. Говорил, что ты один из лучших шахматистов, каких он встречал.
— Ради бога, скажи, что с ним случилось? Он погиб?
— Нет. Не погиб. Просто спятил.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что он сошел с ума. Его отправили в госпиталь.
— Что случилось?
— Формировалась оперативная группа под командованием французского офицера, и в ее состав вошел один из батальонов полка Бронсона. Он сам попросил разрешения принять участие в выполнении задачи. Не знаю, как это ему удалось, но он уговорил Кочерыжку и получил разрешение. Ты ведь знаешь, как в последнее время идет война. Фрицы то упорно держатся и дерутся за каждую пядь земли, а то вдруг просыпаешься и обнаруживаешь, что их и след простыл. Пять дней мы продвигаемся, не вступая в соприкосновение с противником, а потом вдруг фрицы снова тут как тут и дерутся как черти.
— Да, я знаю, Билл. Они сдерживают наши войска, чтобы успеть оборудовать новый рубеж обороны, а потом отходят на него. Так что же случилось с Чарли?
— Я знаю только, что сформировали оперативную группу — подвижную часть для преследования фрицев... чертовски быстроходную... Посадили пехоту на танки, вездеходы и транспортеры для огневых средств... Передовые подразделения устремились вперед, отыскали фрицев и завязали бой, обеспечив возможность прорыва для остальной части. Таким образом, группа оказывала постоянный нажим на противника. Она действовала превосходно. Бронсон за один из этих боев получил Серебряную звезду. Действовал он, как настоящий дьявол. Хоть он и был командиром части, но говорят, что вел себя, как простой сержант.
— Что же с ним все-таки случилось, Билл?
— Не знаю всех подробностей, Гарри. Он попал в ловушку с двумя своими ротами в одной из этих распроклятых огромных вилл. Фрицы втянули их в бой, отрезали путь отхода танками, обрушили на них шквал огня из восьмидесятивосьмимиллиметровых пушек и минометов, а потом ворвались в их расположение и почти всех перебили. Две роты потеряли девяносто восемь процентов своего состава. Чарли получил пару осколочных ранений в мягкие ткани, но остался жив. Остальная часть оперативной группы ворвалась в виллу и вытеснила фрицев. Как я сказал, от двух рот почти ничего не осталось, но Чарли нашли живым.
— Ну и что дальше?
— Он совсем обалдел. Никого не узнавал, смотрел прямо перед собой, бормотал что-то. Его отвели в полковой лазарет, а оттуда переправили сюда, в дивизию. Дивизионный психиатр доктор Уотсон отправил его в госпиталь. Возможно даже, что в данный момент он находится на пути в Штаты. Ему действительно досталось. Они были отрезаны в течение трех дней, и фрицы устроили им настоящий ад.
— Как он попал в ловушку?
— Кто знает? Говорят, он мог выйти из окружения. Кстати сказать, командир оперативной группы приказал ему отойти. Бронсон подтвердил получение приказа, но сослался на плохую слышимость, а потом телефонная связь оборвалась. Обнаружилось, что от полевого телефона были отключены провода. Возможно, их вырвало при разрыве снаряда, но говорят, похоже было на то, что он сам выдернул их, чтобы не пришлось отходить. Смелости у него хватало. Уж ты-то об этом знаешь. Ведь ты ходил с ним в разведку?
— Да.
— Я читал твою статью. Здорово написано. Когда Кочерыжка увидел вырезку, он изругал его последними словами. Но это не остановило Чарли. Он продолжал ходить в разведку. Одно время, когда его полк готовился к наступлению, он выходил за передний край дивизии с первым попавшимся разведчиком, вызывая на себя огонь немцев. Да, отваги у него хватало. Он был из тех, кто кончает или генералом, или покойником.
— Или психопатом.
— Да. Слушай, а почему бы тебе не поговорить с доктором Уотсоном? Он может тебе подробно рассказать обо всем, что произошло после того, как его нашли.
— Так ты не знаешь, где сейчас Чарли?
— Понятия не имею. Можешь узнать у доктора, в какой госпиталь его отправили, а там спросишь, куда он девался. Я видел, как его увозили отсюда. По-моему, его отправили в Штаты и сейчас он уже там.
— Ну что ж, пожалуй, загляну к доктору Уотсону.
* * *
Доктор Уотсон совсем не был похож на психиатра. Скорее всего, он немного смахивал на Швейка, и вид у него был не более воинственный. Доктор принадлежал к людям, которым никак не подходит военная форма. Одень на такого хоть рыцарские доспехи, он все равно будет выглядеть, как аптекарь, нарядившийся для маскарада в канун дня всех святых. Я представился как друг Чарли Бронсона и выразил
