Она выгнулась ему навстречу и тихо ойкнула от боли, когда он пронзил ее девственную преграду. Эйдан застыл. Огромное тело его словно окаменело…
— Тебе больно, малышка? Может, мне перестать? Глубоко погруженная в клубящийся туман страсти, Брианна тем не менее расслышала в его голосе дрожь сомнения. Хотя этой ночью он отбросил привычную сдержанность, но в их слиянии он вновь раскрылся, стал уязвимым.
Брианна знала, что, если отвернется от него сейчас, эта трагедия может стать непоправимой.
— Нет, — пробормотала она, заставляя себя снова откинуться на постель и расслабить напрягшееся от боли тело. — Пожалуйста, не останавливайся. Ведь этого надо было ожидать. Не так ли? Моя непорочность принадлежала тебе. Тебе ее и брать. — Руки ее взметнулись, обвились вокруг его шеи. — А теперь твой черед, дражайшая моя любовь. Что дашь ты мне в ответ?
Губы Эйдана расплылись в самой торжествующей, лучезарной улыбке на свете.
— Всего меня и более того, миледи. С этой пылкой угрозой он стал постепенно входить в нее, а затем снова и снова вонзался в нее, и возбуждение их взлетало на головокружительную сотрясающую сердце и душу высоту. Брианна утратила всякую способность соображать, в ней нарастали восхитительные ощущения, они раскручивались по спирали и с каждым толчком тела Эйдана несли ее по просторам блаженства. Два неровных дыхания сливались, тела, сверкая любовным потом, смыкались и размыкались, а он продолжал и продолжал свои неукротимые движения.
Вскрикнув, Брианна переступила черту и полетела в пропасть оглушительного, бездумного экстаза. Тело ее трепетало в восторге облегчения, руки вцепились в мужчину, который раскачивал себя и ее бесконечными, безостановочными, неумолимыми выпадами.
Затем с хриплым вздохом, содрогаясь, Эйдан достиг собственного освобождения. Крепко зажмурив глаза, с лицом, окаменевшим от раскаленного величия своего оргазма, он запрокинул голову и мощными взрывчатыми толчками изверг свое семя, со стоном повторяя ее имя:
— Брианна… Брианна… О Брианна!
Он наблюдал за ними, лежавшими по завершении их любовной схватки, в сплетении рук и ног, влажных от испарины тел. Женщина, как собственница, не отпускала Его сына. Сон их был так же невинен, как нагота сытого отдыха двух молодых страстных животных.
«Так было однажды у меня. С Той», — горько подумал Он. Но теперь все, что осталось от краткого мига любви, — это воспоминания… и Его сын. Сын, который отдалялся от Него все дальше и дальше. Из-за этой проклятой женщины!
Но хватит! Он разорвет их связь. Его сын был нужен Ему больше, чем ей. Он нуждался в его способностях, его Силе. Сын был Его последней надеждой. Только так Он сможет отомстить Той. И теперь никакие преграды не остановят Его. Он не потерпит, чтобы какая-то женщина не дала исполниться Его заветному желанию!
Ярость исказила его черты.
Резким свирепым взмахом руки Он сбросил со стола заколдованное зеркало. Сотни мелких осколков разлеч телись по комнате, и в каждом были те двое.
Он встал, повернулся к Камню силы и позвал сына всей мощью, таившейся в нем… Он воззвал к сыну словами, которыми не может пренебречь ни одно дитя.
Глава 16
Эйдан проснулся среди ночи. Он задыхался, пот катился градом. Какое-то время он никак не мог понять, где находится. Затем увидел камин, стол, синие портьеры и облегченно вздохнул. Он лежал в спальне замка Хэверсин. Комната все еще была слабо освещена красным светом догорающих углей.
Рядом с ним кто-то шевельнулся. Эйдан замер. Кто здесь? Он потянулся за мечом. Потянулся медленно, осторожно. И в тот же момент вспомнил: Брианна!
С тихим стоном он повернулся и притянул к себе ее послушное спящее тело. Он прижимал ее к себе, пока утешение нежного женского тепла не согрело постепенно ему душу, отгоняя прочь ночные кошмары.
Странные сны явились снова, и на этот раз они были еще ужаснее. Слова, невнятные и тихие прежде, теперь звучали отчетливо и призывно. Они звали его к Поганым горам, умоляли поспешить, предупреждали, что может быть поздно. Там его отец. И он умирает.
Эйдан верил и не верил своим снам. Неужели между ним и отцом есть какая-то связь? И он действительно чувствует, что отец умирает? Тогда нужно радоваться: не придется вступать в неравный бой. Но почему сердце сжимается от тоски? Почему его так тянет в заколдованную крепость? Почему ему кажется, что надо спешить, торопиться?
Хочется хоть раз увидеть своего настоящего отца, даже если эта встреча завершится смертельной схваткой. Хочется взглянуть в глаза этому человеку, еще более ненавистному и презираемому всеми, чем он. Хочется самому увидеть, так ли они похожи, как говорят.
Голова Эйдана склонилась к очаровательной выемке между шеей Брианны и ее плечом. Он глубоко вдохнул ее женственный запах, чуть мускусный после их первой ночи любви. Несмотря на тревожный сон, он чувствовал себя необъяснимо счастливым.
Внезапно его поразила одна мысль. Может быть, если отец умирает на самом деле, их поход окажется не таким опасным, как он думал. Возможно, Брианне ничто не грозит, и все его тревоги были напрасны?
Это было единственной утешительной мыслью за всю беспокойную ночь. Так не хотелось оставлять Брианну у Дэйна или отправлять домой. И теперь он знал, что ни за что не расстанется с ней.
Эйдан накинул на кольчугу черную куртку с широким воротником, застегнул широкий пояс. Натянув высокие черные сапоги, он подошел к огромному зеркалу в вычурной медной раме. Окинув себя критическим взглядом, он насупился, глядя на свои волосы. Продолжая хмуриться, он схватил со столика расческу и начал собирать волосы на макушке в привычный воинский узел.
— Нет, Эйдан, не надо, — запротестовала Брианна, подбегая к нему и хватаясь за руку с расческой. — Оставь их так, прошу тебя. Когда ты собираешь их в узел, у тебя становится такой свирепый, неприступный вид. — Губы его скривились в усмешке.
— А я и хочу так выглядеть. Ты можешь представить себе солдата-наемника с добрым, дружелюбным лицом? Сколько живу — никогда таких не видел.
— Но ты же больше не наемник и теперь уже никогда им не будешь. Когда это все кончится…
— Я не могу тебе этого обещать, девочка. Ты должна принять это, если собираешься остаться со мной.
Брианна улыбнулась и, отняв у него расческу, положила ее на столик.
— О, я примирилась со всем, милорд. Не сомневайся. Но сделай мне эту маленькую уступку. В конце концов, больше всего времени смотреть на тебя приходится мне, если не считать Люцифера. Мне приятнее видеть тебя таким.
Эйдан фыркнул.
— Неужели у меня такой страшный вид?.. Ладно, ладно, будь по-твоему.
— Спасибо, милорд. — Она чмокнула его в щеку и отступила, торопясь заплести свою косу.
— Маленькая уступка, миледи, — пророкотал у нее за спиной голос Эйдана.
Она улыбнулась, продолжая заплетать волосы.
— Да, милорд?
— Я понимаю, что днем, в дороге, убирать косу необходимо. Но по ночам, когда мы будем оставаться одни, обещай распускать волосы и расчесывать у меня на глазах. — Он подошел поближе и погладил длинную толстую косу, которую она только что перекинула через плечо. — Какие изумительные волосы. Как тончайший шелк или золотая паутинка.
Голос его рокотал низко, звучно, чувственно.
— Прошлой ночью, когда мы были вместе, твои волосы окутывали тебя облаком. Мне казалось, что я лежу на чистом золоте и распростерлась на нем самая прекрасная и желанная женщина на свете. Это было как сон, как мечта.
