Часы пробили четыре. Собака лаем отозвалась на звук.
— А знаешь, Элпью, мне интересно, не лгала ли Ребекка, когда говорила, что не хочет Рейкуэлла? А что, если они оба в этом чайном деле?
— Все же она актриса, — насмешливо сказала Элпью. — Лицедеям ничего не стоит скрыть свои чувства. Им за это платят. Вспомните, с какой легкостью наша высокомерная мадам изображала все Страсти.
— Нас держали за дураков. Тебя, меня и бедного, бедного Годфри. У нас мало времени. Уже скоро вечер, а завтра бедный мистер Верниш умрет, если мы не спасем его. Мы должны найти Ребекку. Может, они и несут околесицу, но я считаю, если безумный Никам был прав, что Суньиги должны что-то знать. — Она перекрестилась. — Бедный одинокий мятежник, пусть его рана окажется несмертельной. А раз мы рядом, проведаем его в больнице Святого Варфоломея.
— А как же несчастная жена Никама, превращенная в чучело?
— Ты можешь поставить себе на стол чучело крокодила за семнадцать шиллингов. Если Никам любил свою жену, почему ему не сделать то же самое со своей женой? Как хозяин магазина «Голова Тихо Браге».
Элпью остановилась.
— У него тоже чучело жены?
— Нет. — Графиня рассердилась на непонятливость Элпью. — Ты помнишь неподвижную кошку на верхней полке со стеклянным взглядом? Наверняка чучело. Против этого ведь нет закона. И, если поразмыслить, такой подход кажется мне вполне естественным.
Элпью сглотнула. От одной мысли о набальзамированных трупах, рассаженных по всему дому, ей стало жутко.
Монахиня-августинка в коричнево-кремовом одеянии посмотрела на них сквозь маленькое окошечко в воротах.
— Чем я могу вам помочь?
— Мы бы хотели узнать о состоянии мистера Никама Роупера. Его недавно принесли с колотыми ранами.
Монахиня заглянула в большую открытую книгу.
— Вы родственница?
— Да, — ответила Элпью. — Я его племянница.
— Мы обработали его раны, которые, к счастью, оказались неглубокими. Порез на ноге, другой — на руке. — Монахиня загадочно улыбнулась. — Мистер Роупер съел миску молочной похлебки, хлеба с сахаром, выпил пинту эля, затем пришел какой-то его беззубый друг, тоже не промах выпить, и они удалились вдвоем, даже не поблагодарив, не говоря уже о возмещении расходов на аптеку. — Монахиня протянула Элпью листок. — Как родственница, вы обязаны оплатить счет.
Элпью обернулась, но графиня уже преодолела половину примыкающего к больнице двора церкви Святого Варфоломея Малого. Подхватив юбки, Элпью бросилась за ней.
Когда они дошли до Ньюгейт-стрит, графиня взмахом руки остановила проезжавший наемный экипаж.
— Отвратительный старик. Сделать чучело из жены! Никогда не слышала о подобной мерзости.
Экипаж остановился, женщины сели в него. Рыжика графиня держала на руках.
— Ты поезжай вперед к мистеру Пипсу. — Графиня отряхнула юбки и пощекотала Рыжику шейку. — Я хочу вернуться домой и подправить грим после городской грязи. Скажи Пипсу, что я буду у него через час. Спроси, не согласится ли он поехать с нами в Лаймхаус и перевести непостижимый морской жаргон четы Суньига.
— Но как мы доберемся до Лаймхауса, мадам? Сомневаюсь, чтобы слуга герцогини еще раз дал нам карету для такого путешествия.
— Конечно, нет, Элпью. Когда ты в Риме...
— Поедем в портшезе?
— Нет, девочка, по воде!
Элпью решительно постучала в дверь дома Пипса на Вильерс-стрит. Открыла женщина с кислым выражением лица.
— Мистер Пипс очень устал. — Она посмотрела на Рыжика, рычавшего у ног Элпью. — Я вас провожу, но сомневаюсь, будет ли у него время на долгие разговоры.
Элпью удержалась, чтобы не скорчить женщине гримасу, и смиренно последовала за ней по лестнице. Она в любом случае не собиралась засиживаться.
— Мистер Пипс, к вам женщина графини Эшби де ла Зуш. — Она услышала, как Пипс застонал, и экономка, одарив Элпью злобным взглядом, спустилась вниз.
— Входите, входите! — Он сидел в кресле лицом к окну и разглядывал реку в телескоп. — Чем могу служить?
— Моя хозяйка желает, чтобы вы сопроводили ее в Лаймхаус.
Пипс заворчал.
— Сегодня вечером. Чтобы перевести морской жаргон.
Пипс замычал, переводя телескоп на другую часть реки.
— Хорошо.
Элпью поняла, что ничего не добьется от старого дурака, и собралась уйти.
— Она приедет сюда через час.
— Сколько всего интересного происходит на реке сегодня вечером. — Он оторвался от телескопа и протер его. — Большое спасибо вам, мистрис?.. — Он посмотрел на Элпью.
— Элпью, сэр.
Не сводя с нее взгляда, он медленно поднялся и на цыпочках пересек комнату.
— Какая у вас очаровательная собачка. Пожалуй, попросим мою домоправительницу вывести его погулять! — Он открыл дверь и крикнул: — Мэри! Будь любезна, погуляй с ним по Стрэнду. Не меньше получаса.
Взяв из рук Элпью поводок, он вывел песика на лестничную площадку. Элпью стояла в центре комнаты, наслаждаясь видом из большого окна. Пипс вернулся, закрыл дверь и прислонился к ней.
— Итак, сладкая булочка, чем ты меня порадуешь?
Внезапная перемена весьма встревожила Элпью. Не показывая виду, она деловито улыбнулась:
— Сообщение от моей...
— Ш-ш-ш-ш! — Внизу хлопнула входная дверь. Пипс ухмыльнулся и на цыпочках приблизился к Элпью, не сводя глаз с соблазнительной ложбинки между грудями. — Значит, Элпью? Ну разве ты не прелесть!
Элпью отступила на шаг и сердито посмотрела на Пипса.
— Ах, конечно, скромница. Как служанке моей благородной подруги-графини, я считаю, тебе полагается приветствие. — Он двинулся вперед, вытянув губы трубочкой. — Иди, иди, дитя, поцелуй, поцелуй!
— Я повторяю, сударь... — У Элпью не было никакого желания целоваться с мистером Пипсом. — Моя хозяйка скоро сюда приедет, она желает, чтобы вы перевели слова моряков. От этого зависит жизнь человека.
— Да, да, — захихикал Пипс, возясь с застежкой на штанах. — И от этого тоже зависит жизнь человека, обещаю тебе. Какая у тебя впечатляющая парочка! Не с тех ли пор...
— Я умоляю вас, мистер Пипс, — Элпью повыше подтянула корсаж, — возьмите себя в руки.
— Восхитительная! Дай хоть пощупать. Мы можем не заходить так далеко, как того хочу я, если ты не хочешь. — Он подмигнул. — Но если бы я мог погладить твои грудки, достойные самого Гаргантюа...
— Хватит!
Элпью с размаху влепила Пипсу пощечину. Он отлетел назад и упал в кресло. Сморщился, поправляя между ног штаны. Элпью глубоко вдохнула.
— А теперь, если можно, вернемся к нашему вопросу.
