– Пожалуй, ты прав.
Мужчины медленно побрели по коридору к комнате Брейса. Брейс тут же рухнул на кровать. Тирен долго стоял над ним, и лицо его выражало озабоченность.
«Во всем этом что-то не так, – думал он. – Магический кристалл никогда еще не отказывался общаться со мной. Неужели моя энергия так ослабла, или камень может одновременно общаться только с одним из нас? Нет, это невозможно. Я и Элайя прежде несколько раз вместе общались с камнем, не испытывая при этом никаких затруднений. Почему же сейчас все изменилось? И что пытался сделать Магический кристалл?»
Тирен долго еще смотрел на брата, в полном изнеможении распростертого на постели. Им овладели сомнения. Предприятие Брейса и Мариссы начинало казаться трудной и полной опасностей задачей. И Брейс, только что ставший Владыкой кристалла, уязвим больше всех, ибо не подготовлен к тому, что ему предстояло совершить.
В комнате было темно, лишь мягкий, успокаивающий свет падал на лицо Брейса. Этот свет и разбудил его. Услышав мелодичный звук, исходящий от блестящей стены, находящейся перед ним, Брейс сонно улыбнулся.
Он воззвал к камню, с которым хотел соединиться, когда в его сознание вторгся другой звук – мужской голос, низкий, знакомый, исполненный боли.
– Брейс, – стонал он, – будь осторожен! Будь осторожен!
Удивленный, Брейс отдернул протянутую было руку. Кто же это и от чего он предостерегает? Магический кристалл?
Нет, это невозможно – ведь камень друг своего Владыки!
Так что же это?
Голос стал громче, он взывал к нему, умоляя:
– Будь осторожен! Будь осторожен!
Исходящий от кристалла свет стал резче. Камень странно поблескивал и увеличивался. Прежде приятный, голос звучал раздраженно, становился громче и неразборчивее.
Страх пронзил Брейса. Кристалл! Он восстал против него!
Повернувшись, Брейс бросился бежать, преследуемый светящимся кристаллом и громким печальным голосом. Он мчался по темным бесконечным коридорам, охваченный ужасом. Сердце его бешено колотилось. Но преследователи не отставали. Камень приближался, голос умолял все настойчивее. Безотчетная паника охватила Брейса. Неужели нет выхода? Нет способа избежать этого кошмара, который вот-вот поглотит его?
Он задыхался и уже не мог больше бежать. Все кончилось. Все…
Брейс споткнулся и упал, яростно отбиваясь от чего-то, что навалилось на него, но было слишком поздно. Он сходил с ума!
Невыразимый ужас заставил его закричать. Вскрикнув еще раз, он провалился в водоворот ослепительного света и оглушительного звука.
– Брейс! Проснись, Брейс!
Сквозь какофонию звуков Брейс услышал едва различимый, но властный голос, который вырвал его из безумия снов. Брейс пробивался наверх, преодолевая сопротивление вязкой, затягивающей его массы.
Нежный голос окреп. Нежный, любимый голос…
– Будь ты проклят, Ардейн! Проснись, пока я не отхлестала тебя по щекам!
Марисса снова тряхнула Брейса за плечи. Леденящий душу страх охватил ее. Во имя Хрустальных Огней, неужели он никогда не проснется? Какой кошмар так душит Брейса, что его сдавленный крик достиг ее комнаты?
Его темно-карие глаза медленно открылись, взгляд несколько секунд блуждал, но потом сконцентрировался.
– Госпожа? – с трудом проговорил он. – Что случилось? Что ты здесь делаешь?
Марисса с облегчением вздохнула:
– Тебе приснилось что-то страшное, и ты кричал так, что скоро разбудил бы весь дворец. Я решила зайти сюда и успокоить тебя.
Она направилась к двери, но Брейс остановил ее:
– Не уходи. Пожалуйста!
Марисса остановилась. Ей никогда еще не приходилось видеть его в таком виде – потного, дрожащего, с затравленным, тоскливым взглядом.
Марисса поняла: Брейсу нужно ее присутствие, чтобы избавиться от ночных кошмаров. Она обняла его, утешая и успокаивая, и гладила по голове, пока он не перестал дрожать. Тогда она попыталась подняться, но он не разжимал объятий.
– Брейс, – прошептала Марисса. – Мне пора. Нам обоим надо отдохнуть.
– Чего ты боишься, госпожа? Нет ничего плохого в том, что мы будем держать друг друга в объятиях, наслаждаясь близостью. – С этими словами Брейс обхватил Мариссу за талию и силой усадил на кровать. Девушка перестала сопротивляться и с вызовом посмотрела на него. Однако Брейс заметил ее неуверенность и страх.
– Марисса, – прошептал он. – Я не хотел обидеть тебя, но пойми: во всем этом нет никакого греха. То, что ты почувствовала что-то неладное и пришла меня успокоить, доказывает это. Ты не сделала бы этого, если бы презирала меня.
Она отвела взгляд.
– Ты мне слишком нужен.
Брейс приподнял ее подбородок и заглянул в глаза:
– Если бы я сейчас поцеловал тебя, ты поняла бы, что эти слова – выдумка.
– Даже и не думай об этом! – воскликнула Марисса.
– У тебя прелестные губы. Полные, ярко-алые и нежные, как лепестки розы. И, поцеловав тебя, я познаю их вкус…
– Не смей!
– Не сметь что, Марисса? Ты боишься, что этот поцелуй разбудит в тебе те же чувства, которые кипят во мне? Боишься того, к чему это может привести?
Его страстный взгляд блуждал по ее лицу. У Мариссы перехватило дыхание, когда этот взгляд упал туда, где сходились полы ее халата.
Марисса мысленно прокляла свою глупость – она даже не подпоясалась, выбегая из спальни. Услышав крики Брейса, она совсем забыла об этом. Теперь от любого движения халат мог распахнуться. Поняв это, Марисса затрепетала. Еще секунда, и она предстанет почти нагая перед его воспаленным взором!
Охваченная страстным желанием, девушка опустила глаза. Она хотела его! О, как же она его хотела!
Он отпустил ее подбородок, прошелся пальцами вдоль шеи и груди, скользнул вниз по нежной ложбинке между ее грудями, а затем решительно раздвинул полы халата.
Улыбнувшись, Брейс наклонил голову и обвел языком вокруг соска, который тут же оказался у него во рту. Марисса застонала, когда он принялся легонько посасывать его.
Но когда вздутие на его брюках коснулось ее тела, девушка мгновенно насторожилась и отчетливо поняла, что происходит. Если она проявит уступчивость, он овладеет ею. И она добровольно, нет, даже страстно желая этого, отдастся ему!
Это повергло Мариссу в смущение.
– Брейс, – простонала она, – пожалуйста! О, пожалуйста!..
Неужели это она произнесла эти слова и ее собственный голос открыл то сокровенное, в чем она не хотела признаться даже себе? О чем она просит его, забыв о своем достоинстве?
Но ведь она содалитка, женщина-воительница.
Однако решимости ее хватило лишь на то, чтобы умоляюще прошептать:
