Так закончились мои попытки заинтересовать двух самых влиятельных турецких чиновников своего времени в судьбе одной из ценнейших составных частей их империи.
Я уже говорил, что великий визирь Саид Халим не был влиятельным человеком. Номинально его должность была самой важной в империи; в действительности великий визирь занимался лишь тем, что грел место, на котором сидел, а Талаат и Энвер контролировали его так же, как султана. Теоретически послы должны были вести переговоры с Саидом Халимом, являвшимся министром иностранных дел, но я довольно быстро обнаружил, что с ним ничего невозможно решить, и хотя я продолжал наносить по понедельникам протокольные визиты, но дела предпочитал улаживать с людьми, обладавшими реальной властью. Чтобы меня нельзя было обвинить в недостаточном использовании всех средств влияния на оттоманское правительство, я решил привлечь внимание великого визиря к армянскому вопросу. Он был не турком, а египтянином, к тому же человеком воспитанным и образованным, поэтому мне представлялось маловероятным, что он не проявит заинтересованности в судьбе своих подданных. Как выяснилось, я ошибся. Великий визирь был настроен к армянам так же враждебно, как Талаат и Энвер. Вскоре я понял, что даже само упоминание об армянах раздражает его чрезвычайно. Очевидно, он не желал, чтобы его покой тревожили такими неприятными и совершенно не важными пустяками. Открыто великий визирь продемонстрировал свое отношение, когда греческий поверенный заговорил при нем о преследовании греков. Саид Халим сказал, что такие заявления принесут грекам больше вреда, чем пользы.
– Мы сделаем с ними противоположное тому, о чем нас просят, – объявил великий визирь.
У меня была неблагодарная миссия передать ему от имени британского, французского и русского правительства уведомление о том, что эти государства будут считать людей, находящихся у власти в Оттоманской империи, лично ответственными за зверства по отношению к армянам. Иными словами, это означало, что в случае успеха союзников великий визирь, Талаат, Энвер, Джемаль и их коллеги будут считаться обычными убийцами. Когда я вошел в кабинет, чтобы обсудить это несколько смущавшее меня послание с членом египетского царского дома, он сидел, как обычно, нервно перебирая свои четки и явно пребывая в не слишком хорошем настроении. Он сразу заговорил о полученной телеграмме, при этом его физиономия пылала от гнева. Для начала он произнес длинную и эмоциональную диатрибу, направленную против армян в целом. Он заявил, что армянские «бунтовщики» убили 120 тысяч турок в Ване. Этот и другие его выпады были настолько абсурдными, что я не мог не выступить в защиту преследуемого народа, что еще больше распалило великого визиря. Отвлекшись от армян, он обрушился с оскорблениями на мою страну, повторив уже привычное утверждение, что наша симпатия к армянам является основной причиной всех их несчастий.
Вскоре после этой беседы Саид Халим перестал быть министром иностранных дел. Его преемником стал Халилбей, в течение нескольких лет бывший спикером турецкого парламента. Халил был человеком совершенно другого типа. Он был намного тактичнее, интеллигентнее и влиятельнее. Он был приятным собеседником – эдаким добродушным увальнем – и вовсе не был чужд порядочности, как большинство современных ему турецких политиков. Обычно считалось, что Халил не одобряет действий американцев, но его официальное положение заставляет принимать их и даже, как мне недавно стало известно, защищать. Вскоре после получения поста в кабинете Халил пожелал встретиться со мной и дал несколько путаное объяснение армянской проблемы. У меня уже имелся опыт общения с турецкими чиновниками, и я был в курсе отношения к преследованиям ряда официальных лиц: Талаат жаждал крови и жестокостей, Энвер был тонко расчетливым, а великий визирь – вспыльчивым. Халил же рассматривал уничтожение армянского народа с юмором. Ни один аспект событий, даже самые ужасные вещи, которые я мог упомянуть, не мог поколебать его невозмутимого спокойствия. Для начала он признал, что ничто не может послужить оправданием массовых убийств, но, добавил он, чтобы понять турецкую позицию, необходимо, чтобы я не забывал о некоторых фактах.
– Я согласен, что правительство сделало серьезную ошибку в своем отношении к армянам, – сказал Халил, – но она уже сделана, и ничего изменить нельзя. Но как мы можем поступить теперь? Конечно, если существуют ошибки, которые еще можно исправить, нам следует их исправить. Как и вы, я всем сердцем скорблю о совершенных перегибах и насилии, но я хотел бы изложить вам точку зрения Высокой Порты. Понимаю, что это не оправдание, но думаю, что есть смягчающие обстоятельства, которые следует учесть, прежде чем вынести приговор оттоманскому правительству.
После этого, как и другие его коллеги, он заговорил о событиях в Ване, о стремлении армян к независимости и их помощи русским. Все это я уже много раз слышал.
– Я говорил Варткесу (армянский депутат, который, как многие другие армянские лидеры, впоследствии был убит), что, если его народ действительно стремится к независимому существованию, им следует дождаться подходящего момента. Возможно, русские победят Турцию и оккупируют армянские провинции. Тогда желание армян стать самостоятельными будет вполне понятно. Почему бы, говорил я Варткесу, не подождать? Я предупреждал его, что мы не позволим армянам сесть себе на шею, а если они начнут открыто проявлять враждебность, мы сумеем избавиться от них, сеющих беспокойство в тылу нашей армии, и удалим их на безопасное состояние – сошлем на юг. Энвер, как вы знаете, об этом же предупреждал их патриарха. Но, несмотря на наши дружеские увещевания, они подняли мятеж.
Я спросил, как можно помочь им, и сообщил, что уже располагаю для этой цели суммой 20 тысяч фунтов (100 тысяч долларов).
– Только оттоманское правительство, – любезно ответил он, – должно заботиться о том, чтобы эти люди были устроены, имели крышу над головой и пропитание, во всяком случае до тех пор, пока они не смогут обеспечивать себя сами. Правительство выполнит свою обязанность. Кстати, двадцать тысяч фунтов, которые у вас есть, – это почти ничего.
– Согласен, но это только начало, – ответил я. – Уверен, я получу намного больше.
– Энвер-паша считает, – сказал мой собеседник, – что иностранцы не должны помогать армянам. Не буду утверждать, что его соображения правильные или, наоборот, неправильные. Я просто перечислю их вам, а дальше можете судить сами. Энвер говорит, что армяне – идеалисты и что, предложив им помощь, иностранцы будут способствовать ненужному росту их национального самосознания. Он намерен полностью и навсегда прекратить контакты армян с иностранцами.
– Таков способ Энвера остановить их деятельность? – спросил я.
Халил очень добродушно улыбнулся этому в какой-то степени провокационному вопросу и ответил:
– У армян больше нет возможностей действовать.
Поскольку к этому времени было убито уже около 500 тысяч армян, этот ответ Халила обладал очевидным достоинством, коего не хватало большинству других, – он был правдивым.
– Сколько армян в южных провинциях нуждаются в помощи? – спросил он и сам себе ответил: – Не знаю и не хочу гадать.
– Но речь идет о нескольких сотен тысяч?
– Полагаю, что да, но не знаю, сколько именно сотен тысяч. – Сделав паузу, он продолжил: – Многие пострадали только потому, что Энвер не мог выделить солдат, чтобы защитить их. В некоторых местах их сопровождали регулярные войска, которые вели себя безупречно. Сорок человек погибли, защищая армян. Но нам пришлось призвать многих полицейских на армейскую службу, а армянами стали заниматься новые люди. На их счету много преступных нарушений закона, это правда.
– Многие турки не одобряют такие меры, – сказал я.
– Не смею отрицать, – ответил как всегда невозмутимый Халил, после чего откланялся.
Энвер, Халил и их коллеги проявляли максимальное единодушие в одном: иностранцы не должны оказывать помощь армянам. Через несколько дней после этого визита в американское посольство прибыл заместитель госсекретаря. Он принес мне сообщение от Джемаля. Джемаль, под юрисдикцией которого находились сирийские христиане, был очень раздражен интересом, проявляемым американскими консулами к армянам. Он просил меня приказать этим чиновникам «прекратить вмешательства в армянские дела». Джемаль не трудился разбираться, кто прав, кто виноват, и наказывал всех. Через некоторое время после этого Халил пожаловался, что американские консулы продолжают слать информацию о положении армян в Америку и теперь правительство требует прекращения преследований.
Между прочим, большинство этих сообщений отправляли не консулы, а я, и я не намеревался останавливаться.
