Она заглянула в сверкающие золотыми крапинками глаза Киары и подумала, что птицей были и планета, и шахтеры, и кристаллы. Все, что использовали и разорили люди.
– Думаю, что я и то, и другое, – ответила она.
И она почувствовала, как Коэн принял и произнесенный вслух, и мысленный ответ. Не отвечая, он протянул руку через ее плечо, вынул из зелени трещавшего там кузнечика и посадил его на ладонь.
– Разочарована?
– Нет, – сказала Ли.
– Она красива, правда?
– А это она?
– Пусть она над этим задумается.
Он поднес руку к стеблю подсолнечника. Кузнечик медленно перелез на стебель, уселся и снова затрещал, будто визит к Коэну был всего лишь легкой прогулкой под теплым солнцем.
– Как ты это сделал? – спросила Ли.
– О, это все – я. Это место в Испании когда-то было моим. Теперь, конечно, нет. Мы в одном из моих дворцов памяти. Чтобы ни делали с нами кристаллы, для этого они используют мои сети. Они просто… заперли нас в задней комнате, пока обыскивают дом. Полагаю, это можно так назвать.
– О Боже!
– Да. Пусть. А что мы можем сделать? И ведь ты не хочешь узнать, что там творится. Думаю, это ближе к стрельбе по сорокам, чем к ловле кузнечиков.
Она смотрела на него, пораженная. А он наклонился над кузнечиком, рассказывая об их повадках, о том, чем они питаются и как стрекочут при помощи своих ножек.
– Они всегда выбирают жаркие сухие места, – рассказывал он. – Испания. Техас. Благодаря их фантастическим звукам даже во сне отгадаешь, где ты.
– Они вымерли?
– Задолго до того, как ты родилась, моя дорогая.
– Они собираются превратить Мир Компсона в другую Землю. В другой Гилеад. И мы не можем их остановить, да?
– Мы можем перейти на сторону противника.
– И выиграем немного времени. Да, Коэн? А стоит?
– Для меня – да. Если ALEF получит интрафейс.
– А что, если ценой, заплаченной за интрафейс, будет потеря планеты в пользу Синдикатов?
– Я ничего против Синдикатов не имею. Может быть, ты имеешь. А может быть, ты и права. – В его словах чувствовалось раздражение. – Я не могу делать выбор за тебя.
Ли шла, волоча ноги по земле и поднимая клубы красной пыли со дна борозды. Она потянулась к Коэну, прижалась к нему, ощущая форму его тела, его масштабы и непостижимость. И он ответил ей. Они обнялись и снова отстранились друг от друга, повернулись и пошли обратно, словно исполняли некий танец, с каждым движением возводя новую стену взамен разрушенной, с каждым шагом закрывая дверь за следующей, которую открывали. Они вели себя так, будто в своем распоряжении имели бесконечность.
На самом деле времени уже не оставалось.
– Коэн, – спросила она.
– Что? – Он зашел немного вперед, повернулся и стоял к ней лицом.
– Что ты сказал тогда на Альбе об… AI. О том, как их можно соединить. Ты думаешь, кто-нибудь способен вмешаться и все изменить? Изменить их код? Изменить задачу, для выполнения которой они были созданы?
– Мы что, все еще рассуждаем о политике?
Ли почувствовала за его словами шквал незаданных вопросов.
– Нет. Или… ну, не только о политике.
Он бросил на нее взгляд, который она часто замечала в последнее время. Взгляд, говоривший, что решение за ней, и не оставлявший возможности для отговорок.
Они встретились глазами. Мгновение, когда она могла рассмеяться, или отвернуться, или отойти в сторону, миновало.
– Я думаю, что кто-то мог бы попытаться все изменить, – сказал Коэн. – Я думаю, что попытка не была бы бессмысленной, даже при неудаче. Я думаю, что даже желание изменить значит многое.
Ли собралась с духом, будто собиралась выпрыгнуть из окна.
– Я хочу, чтобы мы выбрались из этого всего вместе, – сказала она.
Она не могла заставить себя смотреть на него, когда произносила это, но ей хватило решимости договорить фразу до конца. И она знала, что он понял ее признание, скрытое за этими простыми словами.
– Я тоже на это надеюсь, – сказал Коэн. На его губах появилась хитрая улыбка. – Ну, а что это за вздор с Беллой?
