по крайней мере, чтобы они были понятны нам.
– Но тебе не придется долго ждать, – сказала Ли. – Нгуен…
– Нгуен даже не попыталась перехватить ракету, которая уничтожила полевого AI, – сказал Коэн. – Кажется, ее больше интересует покончить с Корчовым.
Он задержал дыхание и задрожал. Образ Гиацинта пугающе замелькал.
– Что случилось? – спросила Ли.
– Ничего, – быстро ответил он, – но в голосе прозвучала какая-то неуверенность. – Мне страшно, – признался он в конце концов. – Он хочет, чтобы я собрал его. Собрал его воедино. А я… не могу.
– Коэн…
– Он разрывает меня на части, чтобы собрать себя воедино. Он делает со мной то, что сделал с Шарифи, с твоим отцом, со всеми, кто умер там, внизу. Кроме того, из опыта с полевым AI он понял, что AI лучше всего подходит для его целей. И если он будет действовать через AI, то получит доступ в потокопространство, поймет его и начнет его использовать. – Он вдруг заговорил быстрее, слова начали путаться. – Тебе нужно обратиться в ALEF, Кэтрин. О тебе знают и позаботятся. Я уже устроил. Все в твоем распоряжении. Все, что есть. Конечно, ты потеряешь несколько сетей. Некоторые не смогут воспринимать тебя, как и никаких других людей. Не беспокойся из-за этого. Ты продержишься, пока все не заработает. С ALEF можно связаться через…
– Прекрати! Ты справишься.
– Но если что-нибудь случится…
– Ничего не случится!
Он протянул руку, чтобы дотронуться до ее лица, но она отстранилась. Ее горло сдавила паника.
– Не жертвуй собой ради меня. Я не переживу это. Я не позволю тебе так поступить. И я прокляну тебя за это.
– Не говори так, Кэтрин.
– А что, черт возьми, ты хочешь от меня услышать? – прокричала она.
«Я хочу, чтобы ты сказала, что любишь меня».
Он шагнул к ней, и на этот раз она не отошла в сторону.
– Хорошо, когда все закончится, я приглашу тебя выпить и скажу тебе.
– Скажи мне сейчас, – прошептал он. – Просто на всякий случай.
И она сказала. Произнося слова, она заикалась. Но она сказала это.
Потом он обнял ее, и она прижалась к нему. И все стало так просто. Что-то произошло при его прикосновении, о чем она даже не подозревала. Она впервые почувствовала в себе новую, неисследованную часть своего сердца, которая уже принадлежала ему, вмещала всю его сущность, как будто была специально создана для него.
На этот раз никто ни за кем не гнался и никто ни от кого не прятался. Все, что они чувствовали, протекало через них, как стремительный водопад.
– Надеюсь, сейчас нам говорят правду, – сказал Войт.
Голос его звучал ровно, но в нем самом было веселое оживление, от которого Ли мутило. Шарифи все еще лежала на ступеньках. Ли чувствовала, как холодный камень впивается в ее спину, давя на сломанные ребра. Она моргнула, и боль острым ножом пронзила ослепший правый глаз.
«Боже, что они с ней сделали?»
– Она умирает? – спросил Хаас.
Ли почувствовала в его голосе сомнение: осторожную неуверенность гражданского человека, не способного определить, какую степень насилия может выдержать человек.
– Я знаю, что делаю, – ответил Войт. – Никуда она не денется.
– Твое записывающее устройство выключено?
Войт раздраженно дернулся.
– Я не полный дурак.
– Хорошо. – Во время разговора Хаас подошел ближе и протянул тонкую руку Беллы к «гадюке». – Дай мне это.
Войт помедлил, потом протянул оружие Хаасу. Хаас обошел Войта и приставил язык «гадюки» к голове Шарифи.
– Осторожней, – сказал Войт.
Он говорил наигранно спокойным голосом солдата, наблюдающего, как другой неумело обращается с оружием, и пытался не испугать его, чтобы он не сделал еще большей ошибки.
– Ну, я постараюсь, – ответил Хаас.
Войт слегка расслабился. Но Ли заметила через зрячий глаз Шарифи то, чего не мог видеть Войт. Она видела выражение лица Хааса.
– Ты что думала, что я не знаю? – спросил он у Шарифи. – Ты что думала, я просто так отойду в сторонку и позволю тебе трахаться с ней?
Но Шарифи не слышала его.
