– Клянусь солью вашего высокопорожия! Клянусь вашею смертью и бородою шаха! Я готов ехать. Не говорите мне более: бегу, куда ни пошлёте меня, хотя бы вытащить отца франков с самого дна аду и представить его в ваш приказ.
– Да будет так! – промолвил везир. – Но прежде всего ступай к мирзе Фирузу: польсти его самолюбию, скажи, что, кроме его, в целой Персии нет ни одного человека, способного исполнить с честью, с белым лицом, подобного роду поручение; что богатства, благоволение шаха, моё покровительство ожидают его по возвращении из Фарангистана; что аллах ведает, каких через то не достигнет он почестей и отличий. Понимаешь ли меня?
– Понимаю. Нет бога, кроме аллаха! Ваше высокопорожие колодезь мудрости, море соображений.
– Но, чтобы поддеть его удобнее, скажи, что есть сильный соперник, который ищет для себя этого места и клевещет на него, будто он человек неспособный, пустой, болтать умеет много, а по делам осёл. Он тотчас вспылит и пожелает доказать свету, что только он достоин быть послом. Понимаешь ли?
– Машаллах! машаллах!
– Не теряй же времени. Аллах твой покровитель!
Я вышел на улицу, исполненный неизъяснимой бодрости духу, и шагал уже не по мостовой, а по чистому воздуху. Думаю, что все проходящие приметили, как голова моя беспрестанно возвышалась более и более и наконец упёрлась в самое созвездие Быка. «Слава аллаху, и опять слава, и опять слава! – воскликнул я про себя. – Сбылись искреннейшие мои желания; звезда моего счастья воссияла над самою моею макушкою – я ворочусь в Исфаган в халате славы, верхом на коне величия! Посмотрим, как запляшут те, которые прежде безнаказанно обижали бедного Хаджи-Бабу, когда увидят в нём доверенное лицо шаха! Я некогда брил их головы, теперь по их головам буду ходить, как по этому булыжнику».
Устраивая мысленно въезд мой в Исфаган: на каком явлюсь я коне, как украшу его золотою цепью кругом шеи и кистями под горлом, в каком порядке поведут передо мною заводных лошадей, как около меня будут бежать слуги и скороходы с моими туфлями, плащами и кальянами и что буду отвечать депутатам города, высланным мне навстречу, я очутился у дверей дому мирзы Фируза, с которым всегда жил дружно, несмотря на мою приязнь с везиром. Он уже знал о деле, потому что английский посол делал ему то же самое предложение, желая, чтоб не кто иной, как он, был назначен послом в Англию.
Мирза согласился на всё и был чрезвычайно доволен известием, что я поеду с ним вместе. Мы стали предначертывать план будущего образу жизни в земле неверных и кончили воспоминаниями о давно прошедших наших похождениях. Он спросил меня, смеясь, не захочу ли я теперь, в проезд через Стамбул, пожурить турок и принудить их к возврату любезной Шекерлеб; но я стряхнул свой ворот обеими руками и подул себе на плечи, как будто от нечистой силы.
На другой день шах объявил всенародно, во время поклону, что мирза Фируз назначается послом в Англию, и везир приказал мне заняться приготовлениями к путешествию в Исфаган, пока напишут нужный фирман о сборе подарков.
Описание этих приготовлений было бы слишком утомительно для меня и для читателя. Довольно сказать, что я отправился туда со всею пышностью значительного мирзы, любимца первого в государстве сановника и человека в полном случае. Счастье начинало мне благоприятствовать: меня ожидали новые успехи и, может быть, новые и горькие неудачи.
СЛОВАРЬ
