Энни подняла руки и обвила ими шею Макса. Было так хорошо, что она застонала, и звук потонул в их глубоком поцелуе. Частичка здравого смысла удержала ее от того, чтобы не обхватить ногами его бедра, хотя все инстинкты стремились к этому смелому жесту.
Краем глаза Энни заметила: на крыльце Грейс зажегся свет и отворилась дверь. Но она не была готова отказаться от рук Макса, обнимавших ее, или от поцелуя, который, казалось, превратил их в единое целое.
— Это ты, Макс? — крикнула Грейс. — Я слышала машину.
— Да… я здесь.
Его голос прозвучал так глухо, что Энни с трудом узнала его.
— Ты решил остаться на ночь?
Макс задрожал и прижался лбом ко лбу Энни. Невинное замечание бабушки вызвало в нем множество образов — ни один из них не был связан со спальней в доме Грейс. Тело желало провести ночь с Энни, ночь, во время которой ни он, ни она не сомкнут глаз. Но разум знал, что это будет ошибкой, такой, о которой придется жалеть всю жизнь.
— Ты остаешься? — повторила Грейс.
Через густую завесу из виноградных лоз, заслонявшую их, Макс увидел бабушку, выходящую на крыльцо.
— Нет, — поспешно крикнул он. — Я возвращаюсь в город. Я просто… прощаюсь с Энни. Увидимся завтра.
— Ты приедешь завтра?
— Да. В церковь и на пикник. Спокойной ночи.
— Чудесно. Спокойной ночи, дорогой. Грейс вернулась в дом.
Макс чувствовал, что должен объясниться с Энни, но лишь перевел дыхание, наслаждаясь ароматом ее волос и кожи, и нежно потерся губами о се губы, и она с готовностью приоткрыла их.
Очевидно, у Энни не было романтического опыта, и она, без сомнения, не понимала всех сложных моментов современного свидания. Ясно было и то, что у нес врожденный талант возбуждать мужчину. То, как она целовалась, было откровением, говорящим о щедрости души.
Его пальцы запутались в сложном переплетении лент на се груди, как вдруг он застыл. Существуют границы, преступив которые, Макс никогда больше не сможет смотреть Энни в глаза. И это произойдет, если он продолжит идти на поводу у своего тела. Она не просила его заниматься с ней сексом. Надо было просто рассказать ей что-нибудь об одежде и свиданиях.
Макс попытался разглядеть в темноте ее глаза. Собирается ли она вообще его остановить?
— Энни…
— Да, Макс?
Все еще борясь с жаром в крови, он убрал руки с ее груди и отступил назад.
— Ты хотела узнать о поцелуях, — грубо сказал он. — Так вот, многие мужчины не остановились бы на них. Ты не умеешь быть осторожной, Энни. Помни об этом, когда будешь встречаться со своим шерифом или учителем. Не доверяйся не тому человеку.
Энни заморгала. Остановиться? Почему она должна прекращать такой поцелуй?
— Понимаешь, — продолжал Макс, — это урок. Если ты повторишь его с другим мужчиной, тебе придется пожалеть об этом.
Ее глаза сузились. Урок? Неужели он считает, что давал ей урок?
Хорошо же, у нес тоже есть для него пара уроков.
Глава шестая
— Спасибо, Макс. Так мило с твоей стороны! — Энни была слишком рассержена, чтобы скрыть сарказм в голосе. — Именно такой урок мне и нужен.
Макс быстро взглянул на нее.
— Я просто подумал, что ты должна знать.
— Ты думал, что я должна это знать? — Она спрыгнула с перил и ткнула его пальцем в грудь. — Мне кажется, не я начала целоваться. Ты за все отвечаешь, не я.
— Ты первая начала.
— Нет, не я! Я поцеловала тебя один раз, и все. Потом отступила назад. Это ты решил, что мне нужен какой-то дурацкий урок о поцелуях и мужчинах, не способных себя контролировать.
— Это не дурацкий урок.
— Да, верно.
Энни до крови закусила губу. Как только она вошла во вкус, целуясь с Максом, выяснилось, что он просто показывает ей пример того, как мужчина может воспользоваться ситуацией. Ей нужна была помощь, чтобы обрести уверенность на свиданиях, а не настолько наглядный урок.
— Это не дурацкий урок, — продолжал настаивать Макс. — Ты надеваешь такое платье, потом целуешь парня так неожиданно, чего же ты ждешь от него?
— Того, что он будет джентльменом, — парировала Энни. — И с моим платьем все в порядке. Оно почти ничего не открывает. Честно говоря, ты невыносим. Для столичного жителя ты просто ханжа.
— Ханжа? Забавно. А ты единственная девственница, которую я знаю.
Его слова болезненно укололи Энни, хотя ей и не следовало обижаться. В конце концов, это правда. Она девственница.
— Но это не значит, что я ханжа.
Как она ни старалась, ей не удалось скрыть обиду, которая ясно прозвучала в ее голосе. Макс вздохнул.
— Прости, Энни. Я не должен был этого говорить.
— Да, ты не должен был этого говорить. — Она не собиралась простить его после того, как услышала такое оскорбительное объяснение такого восхитительного поцелуя. — Возможно, у меня и нет опыта в сексе, но я не глупая маленькая девочка, какой ты, кажется, меня считаешь.
— Я и не думаю, что ты глупая, просто… невинная. Ты не знаешь, на что способны мужчины.
— Поверь мне, я быстро учусь, — прошипела Энни.
Перед ней стоял единственный мужчина, и ей хотелось повесить его за запястья — или за что-нибудь другое.
— Ну ладно, прости. Я не должен был этого делать.
Энни не возражала против их поцелуя. Ее приводило в бешенство объяснение, которое ему дал Макс. Но не говорить же правду. Это еще больше усугубило бы и без того сложную ситуацию. Поэтому она переключилась на другие замечания Макса.
— Я уже говорила тебе, что шериф и учитель не «мои». Ты, кажется, забываешь цель своих маленьких уроков. Я хочу полюбить, а не поймать в капкан брака какого-нибудь парня, не способного двигаться достаточно быстро, чтобы убежать.
— Эн…
— И что именно не так с моим платьем? Тебе не нравится все, что не закрывает меня, как мешок.
— С платьем все в порядке.
— Я повторяю твои слова: «Ты надеваешь такое платье, потом целуешь парня так неожиданно, чего же ты ждешь от него?»
Макс пожал плечами.
— Просто я не привык, что ты носишь модную одежду. Это меня удивляет.
— Что тебя удивляет? То, что я одеваюсь во что-то привлекательное, или то, что я могу выглядеть привлекательно?
Когда-то давно один из отчимов взял Макса с собой на подледный лов, желая завязать с ним дружеские отношения. Самому мальчику тогда казалось лишней тратой времени налаживать какие-либо отношения со своими новыми родителями, они все равно очень быстро менялись. Но тот день Макс помнил