один из солдат оказался сильнее – так же быстро двигался, как ты сейчас… Твоего отца схватили… – Староста замолчал, не решаясь говорить. Но, испуганно взглянув на меня, продолжил: – Распяли Брамака на стене трактира, а потом аристократ начал над ним издеваться. Твой отец – настоящий воин, его пытали целый час, а он не проронил ни слова. Нас всех заставили смотреть, как ему кишки на кол наматывают… Мы ничего не могли сделать! – оправдался Церко. – Приказчик графа сказал, что его светлость разрешил… Да два десятка графских воинов с ним… Что мы могли?! Потом они подожгли трактир и уехали.
– Ты ничего не сказал о моей сестре…
Я внезапно осекся: ко мне в сопровождении жены старосты приближалась Эль. Некогда обворожительная веселая девушка превратилась в уродливое подобие человека – абсолютно седая, с пустыми бессмысленными глазами, она что-то беспрестанно шептала, а стоило старостихе отпустить ее руку, застыла на месте и начала раскачиваться вперед-назад. Боги…
Внезапно на Мир опустилась ночь. Чернильная темнота, разрываемая кровавыми всполохами, заволокла все вокруг, дикая ярость и исступленная ненависть пробили броню удерживаемого с огромным трудом ледяного спокойствия… Перед моим взором стояло лишь безносое, изуродованное ожогами и шрамами лицо сестры. Теперь-то я понял, какой подарок приготовил мне фор Мерула. Как же я жалел, что не убил тогда эту тварь!..
Не знаю, сколько я находился не в себе, но наваждение все же закончилось, разбитое пробившимся из реальности ощущением текущих по моему лицу слез… Я очнулся. Вокруг меня на расстоянии пятидесяти шагов под действием невероятного жара земля сплавилась в твердую как камень массу. Огромное черное пятно – результат потери магом контроля над собой – во второй раз изуродовало землю. Но все было не так уж и плохо: ярость пламени не смогла дотянуться ни до одного из домов, превратив в пепел лишь парочку заборов и старое, побитое молнией дерево. Люди также не пострадали – староста и его жена проявили недюжинные способности в беге на короткие дистанции, что их и спасло. Единственной, кто словно и не заметил произошедшего, была Эль, все так же продолжавшая стоять рядом. Огонь не причинил ей ни малейшего вреда. Я провел пальцем по щеке, подхватывая горячую каплю… Кровь. И ядро опустошено.
– Эль, сестренка, ты меня узнаешь? – Я осторожно взял сестру за плечи… и тут же отдернулся – на меня смотрели пустые, заполненные беспредельным ужасом глаза. Меня словно молния ударила.
– Не трогал бы ты ее, сынок, – произнесла старостиха, неизвестно как снова оказавшаяся рядом. Она успокаивающе поглаживала руку Эльвиры. – Эль теперь всех мужиков боится.
– Они ее… – Я запнулся.
– Да. Я и не думала, что люди могут быть такими зверьми. А ведь одного из тех солдат я хорошо знаю, хороший парень… был.
– Имена… скажите мне имена. Сколько их было?
Женщина понимающе кивнула:
– Два десятка солдат графских, приказчик его же был, Иглеасом кличут. Молодой благородный за главного, а с ним еще четыре воина, маг не из наших и воин с волосами, в мелкие косицы заплетенными, да с двумя кривыми мечами. А как кого звать, откуда мне знать-то?
– Спасибо, – поблагодарил я старостиху, протягивая ей вырученные за лошадей деньги. – Это вам за заботу о сестре… И еще, где похоронили отца?
– На кладбище, возле твоей матери, как он и хотел.
– Спасибо. Если вам не трудно, приглядывайте за могилой… Хорошо?
– Конечно, сынок, пригляжу, как не приглядеть. Ты иди, с отцом попрощайся.
– Если не трудно, соберите вещи Эльвиры, я зайду за ней через час.
– Ты что ж, с собой ее заберешь? Совсем не в себе она, на лошади не усидит! – Женщина всплеснула руками.
Действительно, об этом я не подумал.
– Дядька Церко, – крикнул я голове старосты, высовывающейся из-за угла дома. – Телегу свою на лошадь сменяете?
– Сменяю, – оживился, почувствовав выгоду, староста. – Ты лошадок оставь, я сам впрягу.
Я согласно кивнул: оно и понятно, после таких фокусов ко мне подойти не каждый рискнет.
– Спасибо.
Я никогда не любил ходить на кладбище. Нет, это вовсе не из-за какой-то глупой боязни оживших мертвецов или призраков – ну какому некроманту есть дело до засиженных клопами Больших Петухов? А чтобы мертвецы поднялись сами, нужно столько злой энергии, что все жители близлежащих деревень умерли бы, не дожидаясь прихода покойников. Я не любил ходить на кладбище потому, что там мне в голову всегда лезли посторонние мысли, какие угодно, но только не об усопшем. Возможно, подсознательно я считал себя виноватым, словно совершал постыдный поступок. Вот и сейчас, стоя на могиле отца, я думал вовсе не о нем.
В моей голове завязался самый настоящий спор. Одна часть меня, с криком и пеной у рта, призывала немедленно пойти и убить обидчиков, невзирая ни на какие трудности и опасности. Другая же часть, словно бездушный механизм, атаковала фактами, призывая затаиться и ждать, накапливая силу и информацию, чтобы потом, спустя годы, отомстить. Этот странный спор длился вот уже полчаса, но я не мог прийти к однозначному выводу. С одной стороны, я больше всего на свете сейчас хотел вырвать сердца ублюдков, поднявших руку на мою семью, но с другой – идти мстить сейчас, когда я всего лишь колдун-неумеха, – просто изощренный способ самоубийства. Я презирал себя за такие мысли, но постепенно все же жажда жизни пересилила ненависть. Единственное, что я мог себе позволить, это выведать имена.
И даже знал как…
Но первоочередной задачей была вовсе не месть… Месть может подождать. Единственный оставшийся у меня родной человек – сестра – намного важнее мести. Нельзя оставлять ее страдать, забывшись в угаре ненависти. И пусть сделать я для нее могу не много, но буду стараться изо всех сил!
Снова мне предстоит путь в Стратон, только там можно найти помощь. Единственные, кто может помочь Эльвире, – это служители Светлых богов (целители с легкостью лечили раны тела, но душевные раны были им не по плечу и считались епархией жрецов). Именно к ним я и собирался направиться.
– Прощай, отец! – Я поклонился. – Прости, если сможешь.
И ушел.
Ровно через три дня, в три часа пополудни, я вновь увидел перед собой стены Стратона, но теперь, в отличие от прошлого раза, в моей душе не было даже искорки ликования и предвкушения, лишь злоба и боль. Трое суток я мучился, наблюдая за страданиями Эль и пытаясь найти себе оправдание, что, правда, не очень хорошо получалось. Дни пути прошли для меня как в тумане, перед глазами постоянно крутились картины, которые рисовало воображение… И злоба в результате вспыхивала с новой силой. Каким чудом мне удавалось контролировать себя и не сжечь единственное средство передвижения, я и сам не знал.
Наша телега медленно плелась вслед за караваном из двух десятков точно таких же телег, груженных самыми разнообразными продуктами, начиная от бочек с пивом и заканчивая клетками с живыми, истошно визжащими и отчаянно брыкающими друг друга поросятами.
Наконец, спустя почти час, подошла и моя очередь. Стражник у ворот мельком посмотрел на меня, долгим оценивающим взглядом окинул сестру и, поворошив мечом сено в телеге, спросил:
– Кто такие, зачем в столицу?
– Адер Харлаф Бледный. – Стражник недоверчиво прищурил глаза, но документы требовать не стал, заметив дорогой меч. Действительно, после бессонных ночей, в мятой одежде, я не производил должного впечатления. – Везу сестру в Храмовый город на излечение.
– С вас десять медяков за въезд в город, адер.
Я молча достал деньги и высыпал их в руку стражника, добавив сверху пару кругляшей.
Но, едва въехав в город, сразу понял, какую ошибку совершил. Не стоило заезжать в Стратон вот так просто, на телеге – за всеми событиями я запамятовал, что крестьянские телеги в центральную часть города не пропускаются. Им по дороге вдоль стены выделен прямой путь на Нижний рынок. Там, в отличие от Верхнего, вы не найдете ни оружия, ни тонких вин, ни чужеземных тканей, но если вам понадобилось приобрести зерно, свиней, коров или другую животину – милости просим на Нижний рынок! Все, что может дать земля, можно найти на Нижнем… Вот только Храмовый город совсем в другой стороне.
