Теперь надо бороться за каждый вопрос, иначе, по одному, он их все выкинет, если уж сразу не выбросил всю анкету целиком.
— Очень важный вопрос, Вахтанг Иванович. Именно от того, каково расстояние до ВЦ, зависит, когда мы их сможем обнаружить. То есть с этим вопросом связан следующий.
— А я бы и следующий на вашем месте опустил. Когда будет впервые установлена связь?.. Ну, что гадать на кофейной гуще? Что мы тут с вами можем нагадать?
Так, надо срочно чем-то жертвовать. Все в целости, конечно, сохранить не удастся. Все не спасти. Требуется какое-то жертвоприношение на алтарь Вахтанга.
— Вообще-то, Вахтанг Иванович, я, пожалуй, согласен с вами: насчет расстояний можно опустить…
— Да, Юрий Александрович, для чего нам задавать читателю непосильную задачу? — Вахтанг берет меня за рукав, как бы призывая к себе в единомышленники. — Откуда ему знать, какие тут могут быть расстояния — сами посудите? И потом расстояния — это ведь уже детали, согласитесь. Нам же надо поставить какие-то более общие вопросы…
— Но следующий вопрос я бы вас просил оставить. Все-таки «когда» — это очень важно. Одно дело, если лет через десять—пятнадцать, и совсем другое — если лет через пятьсот… Если через пятьсот, тогда и говорить не о чем. Нет предмета для разговора.
— Ну, хорошо, оставьте этот вопрос, если вам так хочется, — говорит Вахтанг миролюбиво. Снимать все подряд он тоже не может.
Достигнут разумный компромисс.
— Идем дальше, — продолжает он. — «Обязательно ли разумные существа иных миров похожи на людей?» Тут у меня нет абсолютно никаких возражений. Похожи, не похожи — пусть читатель пофантазирует. Наши фантасты столько пищи ему для этого дали. С двумя головами, с тремя ногами… Или вообще без голов и без ног… У Лема, кажется — этот, разумный океан?.. Ну да, Солярис. Одним словом, этот вопрос вполне годится. У меня нет ни единого возражения.
Я знаю: чем больше Вахтанг расхваливает этот вопрос, чем больше он повторяет, что у него нет против него никаких возражений, тем сильнее окажется его оппозиция следующему. Или следующим. Так оно и оказывается.
— А вот два вопроса, которые идут далее, — говорит он решительно, — по-моему, совершенно не нужны. Без них вполне можно обойтись. Ну, что такое цивилизация искусственных существ? Каких существ? Роботов? Киборгов? Ну что мы будем читателю голову морочить всякой ахинеей? Ну какую цивилизацию могут роботы создать? Мы ведь с вами серьезные вопросы предлагаем. Внеземные цивилизации — это сейчас предмет серьезных научных изысканий. Солидные ученые заняты их поиском. Что, они роботов в космосе ищут? Или киборгов? Ну, не смешите людей, мой, друг!.. А затем у вас идет вопрос, против которого я вообще категорически возражаю. О том, что срок существования цивилизаций довольно ограничен. Что на это вам может ответить читатель, скажите, пожалуйста? Единственно, что он в состоянии ответить: да, может разразиться термоядерная война, которая любую цивилизацию способна уничтожить. Всякую цивилизацию, друг мой. Но наша с вами задача — не становиться в позу сторонних наблюдателей, не возвышаться над этой опасностью в этаком философском величии, — а бороться против этой опасности всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами. И читателя призывать к тому же. Вот какова должна быть наша с вами гражданская позиция.
Тот же самый вариант. От чего-то надо скоренько отказываться. Отказываться надо от ограниченного срока существования цивилизаций: против этого вопроса он возражает категорически, стало быть, ни за что не согласится его оставить.
— Что вам сказать, Вахтанг Иванович? — я тяжело вздыхаю. — Без каждого из этих вопросов анкета очень много потеряет…
— Ничего она не потеряет, друг мой, ничего, — Вахтанг подходит ко мне вплотную, снова берет меня за рукав, заглядывает в глаза. — Ничего она не потеряет. Напротив, много выиграет — станет короче и четче. Анкета должна быть короткой, друг мой. Иначе это не анкета, а унылый вопросник.
— …Она много потеряет, Вахтанг Иванович, — продолжаю я, как бы не слыша его уверений. — Что касается искусственных цивилизаций, мне кажется, вы тут сами себе несколько противоречите. Только что вы говорили: пускай читатель пофантазирует, — а теперь лишаете его такой возможности…
— Но сколько можно фантазировать! — говорит Вахтанг раздраженно. — Здесь фантазируйте, там фантазируйте… У вас что анкета — о научной фантастике?
— Всего два вопроса фантастические, Вахтанг Иванович. Все остальные — серьезная материя. Если один останется, маловато. Надо же соблюсти какую-то пропорцию.
— Ну, хорошо, — говорит Вахтанг уже более миролюбиво. — Оставьте ваших киборгов, если вам так хочется… Если они вам так дороги… Но против «довольно ограниченных» сроков я решительно возражаю. Мы тут должны стоять на активных гражданских позициях, а не предаваться этакой философской созерцательности. Все. Забирайте ваши гранки. Больше у меня замечаний нет. Надеюсь, вы консультировались со специалистами? С этой стороны у вас все в порядке?
Я отвечаю, что немедленно проконсультируюсь.
— Да, мой друг, это совершенно необходимо. Что-то мы с вами могли упустить по нашему недомыслию. Мы ведь с вами все-таки не являемся знатоками в этой высоконаучной области…
Я, разумеется, остаюсь при своем мнении по поводу сроков жизни цивилизаций. Чтобы занять активную гражданскую позицию, стать борцом за что-то или против чего-то, надо сначала хорошенько осознать самую ситуацию. За что и против чего она побуждает бороться. Немало ведь людей, для которых ядерная война — нечто абстрактное, нереальное. Дескать, этим политики должны заниматься, руководители. Это их дело. Нас это не касается…
Но спорить с Вахтангом, конечно, бесполезно. Тем более что пошел же и он на уступки — киборгов вот оставил. А как же ты хочешь? Чтобы он уступал, а ты нет? Какой же тогда это компромисс?
В общем, все получилось не так уж плохо. Потери минимальные. А вариант — оптимальный.
Какая-то полоса неудач: в понедельник Ирина, жена, попала в больницу (обострение холецистита), а во вторник Дмитрий Павлович заболел — пришлось его по номеру подменить (больше некому — кто в отпуске, кто в командировке). Вести два номера подряд — это, доложу я вам, нагрузка… Да еще в нашей газете, где каждый с норовом, с гонором. В общем — на разрыв: и Ирину навещать надо (момент решающий — будет ли операция?), и гранки допоздна читать, полосы подписывать… Нынче уж ночью сердце дало о себе знать — почувствовал я его. Давно не чувствовал. Недели две уже. Всякий раз так: чуть только возрастает напряжение-барахлить начинает сердце. Врачи успокаивают: это, мол, у вас неврастеническое, никаких органических изъянов нет… Но кто знает, отчего случается инфаркт, по какой причине — органической или нервной? Почему-то сплошь и рядом люди на пол грохаются после всяких нервных встрясок.
Хуже нет так вот, на ходу, принимать номер. Обычно загодя статьи читать начинаешь (не все, конечно: добиться, чтобы все материалы вовремя сдавались, — это у нас невозможно, утопия; однако кое- что, и даже не так уж мало, все же удается заранее прочесть). А тут — с корабля на бал. То бишь наоборот — на корабль. Шхуна уже идет под всеми парусами — становись к рулю. А у тебя ни карт, ни лоций, все на ходу, раздобывать приходится.
Первым делом, конечно, заглядываешь в план номера. Это для тебя основной путеводитель. Сразу надо слабые места определить, а то потом спохватишься — будет поздно… Так, вот на третьей полосе статья о телевидении запланирована. О многосерийных фильмах (нынчё их — прямо какое-то половодье). Огромная статья, судя по тому, что только еще две заметки рядом с ней на полосе уместились. Статья — «кирпич». Так, кирпич этот автоматически снимается, его я и Читать не стану: только что, в прошлом номере, в «моем», подборка писем по ТВ прошла — и тоже весьма обширная, смею вас уверить. Это секретариат у нас так планирует: в двух номерах подряд об одном и том же. Как же это на планерке не заметили? Вроде бы на планерке тут что-то другое стояло, а после заменили. «В рабочем порядке». Ну вот, а мы это так же в рабочем порядке снимем. Что, на ТВ свет клином сошелся? Надо читателю какое-то
