Ярослав Святополчич живо интересовался отличиями католичества и православия и приблизительно в 1117 г. попросил киевского митрополита в особом послании разъяснить ему это. С аналогичной просьбой к иерархам обращался и Владимир Мономах.[405] Возможно, и ему была известна история поездки Гертруды и Ярополка к папе Римскому для получения от него буллы.
Вполне вероятно, что в последние годы жизни Гертруда продолжала заниматься летописанием. Вместо умершего Никона она могла пригласить киево-печерского монаха Нестора, который расширил и придал стройность всем ранее сделанным летописным записям. Он и стал автором первой редакции «Повести временных лет», рассказывающей о создании Русского государства, его первых князьях и их деятельности. Можно предположить, что вместе с Гертрудой он выработал пропольскую концепцию, утверждавшую, что государственность зародилась в столице полян Киеве. В основу ее было положено «Сказание о славянской грамоте» западно-славянского происхождения. Именно Гертруда могла привести на Русь это сочинение, и с ее помощью был создан рассказ о полянах, как наиболее культурном и цивилизованном славянском племени, ведущем начало «от лях».[406]
В реалии же ни археологи, ни антропологи не могут найти следов существования племени полян. На месте их проживания, указанном в «Повести временных лет», в VIII-Х вв. жили совсем другие племена: скифы, анты, уличи.[407]
Естественно, что кроме Гертруды, никто не был заинтересован в создании поляно-славянской пропольской концепции возникновения Русского государства. Позднее, уже при Владимире Мономахе и его сыне Мстиславе Великом на эту концепцию была наложена новая новгородско-варяжская, которая отразилась во второй редакции «Повести временных лет», созданной Сильвестром. Вполне вероятно, что она возникла в противовес Гертрудиной, чтобы обосновать права на престол потомков Мономаха.
Жена Изяслава Ярославича прожила долгую жизнь и скончалась 4 января 1107 г.[408] В летописи не указано место ее захоронения, но на этот счет можно высказать одно предположение. Дело в том, что на территории Ярославова города археологи обнаружили один загадочный каменный храм XI в., похожий на церкви Иринина и Георгиевского монастырей. Каких-либо данных о его названии и строителях нет. Ясно лишь, что он имел красивое внутреннее убранство – все его стены покрывала яркая фресковая роспись. Поскольку нам известно, что на службе у Гертруды был один или несколько живописцев, то именно она могла выступать заказчицей этого храма. Ведь во второй половине XI в. дольше всех на киевском престоле были ее родственники, муж – почти 20 лет, и сын – также 20 лет. Поэтому у княгини была реальная возможность возвести храм в честь своей святой, например Елены. В нем она могла завещать похоронить себя.
Если это предположение верно, то найденный археологами мраморный саркофаг под могилами ХII-ХIII вв. должен принадлежать Гертруде. На это указывает богатство захоронения: в мраморных гробницах хоронили только князей и княгинь; одежда усопшей состояла из шелкового наряда, сплошь покрытого позолоченными ажурными бляшками; голову покрывало очелье из золотой парчи.[409]
Если сравнить одежду Гертруды на миниатюре в Трирской псалтыри с одеждой усопшей, то можно заметить некоторое сходство в плаще явно шелковом, с узором, похожим на позолоченные ажурные бляшки; а также в головном уборе-очелье, или венце.
Совершенно очевидно, что похороненной не могла быть Ингигерд, умершая в Новгороде. Не могли ею быть и жены Святослава Ярославича: первая, Киликия, умерла в Чернигове, вторая, Ода, уехала в Европу после смерти супруга. Первая жена Всеволода Ярославича Мария также умерла не в Киеве, она была похоронена в Переяславле-Южном. Вторая – пережила супруга и нашла вечный покой в его Андреевском монастыре. Других великих княгинь во второй половине XI в. не было. Конечно, этих рассуждений недостаточно для окончательного вывода о месте захоронения Гертруды, но в качестве гипотезы они вполне могут иметь место.
Подводя итог жизни и деятельности Гертруды-Елены-Елизаветы, следует отметить, что для своего времени она была выдающейся женщиной, оставившей заметный след в русской истории и культуре. Она имела хорошее образование, знала несколько языков, в том числе и латынь, была сведуща в международной политике, знакома с всемирной историей, лучшими образцами европейской письменности, сама была не лишена литературного таланта, как тонкий психолог хорошо разбиралась в человеческой натуре, живо интересовалась изобразительным искусством и покровительствовала иконописцам и миниатюристам.
Несмотря на многие беды и невзгоды, обрушивавшиеся на ее семью, княгиня никогда не впадала в отчаяние, не озлоблялась на весь мир и всегда стремилась изгонять из своей души и сердца гнев, ненависть, зависть, злобу. Она желала быть милосердной, кроткой, всепрощающей и ко всем благожелательной. Эти же качества она хотела видеть в муже и воспитывала в сыновьях и внуках.
Приватные молитвы Гертруды показывают, как она пыталась внести положительный вклад в достаточно низкое нравственное состояние верхов русского общества. Однако ей редко удавалось достичь положительного результата, поскольку в борьбе за власть и земельные владения князья шли и на нарушение клятв, и на преступления, и даже на убийства.
Можно предположить, что, следуя примеру матери – польской королевы Риксы, Гертруда заложила основы русского летописания. Под ее руководством киево-печерский игумен Никон составил «Начальный свод», прославлявший близких княгини и доказывавший их права на киевский великокняжеский престол. После его смерти к работе над летописью был привлечен другой киево-печерский монах, Нестор, который создал стройное историческое произведение – «Повесть временных лет» с полянославянской концепцией происхождения государственной власти на Руси. Возможно, его рукопись даже была иллюстрированной и потом использована при создании Радзивилловской летописи. В ее миниатюрах исследователи находят много архаичных черт.
Несомненно, Гертруда была знакома и покровительствовала лучшим мастерам иконописи, творившим на Руси. В их числе мог быть грек Георгий, оставивший свой автограф в Михайловском приделе Киевской Софии, построенном, видимо, Святополком Изяславичем (носил крестильное имя Михаил), а также на одной из стен Софии Новгородской.[410] Вполне вероятно, что по заказу княгини украшались фресками храмы Турова, Новгорода и Киева. Принадлежавшая ей Трирская псалтырь стала образцом при изготовлении Остромирова Евангелия и Изборников Святослава. Целый ряд известных исследователей однозначно делает вывод о близости художественного оформления Трирской псалтыри, Остромирова Евангелия, Изборника Святослава 1073 г. и Мстиславова Евангелия выразившейся в подражании западной иконографии и сочетании византийских и западно-европейских черт в декоре. Более того, они отмечают некоторое сходство миниатюр этих рукописей с равенскими мозаиками в Италии. Так, благодаря Гертруде лучшие образцы западно- европейского искусства оказали влияние на развитие русской миниатюристики. В качестве гипотезы можно высказать предположение, что Гертруда была строительницей одного из каменных храмов на территории Ярославова города и в нем похоронена. Кроме того, она всегда покровительствовала монахам Киево- Печерского монастыря.
Хотя на Руси имя Гертруды-Елены-Елизаветы было вскоре забыто или умышленно вычеркнуто из истории Владимиром Мономахом и его потомками, в европейских королевских домах, особенно в Венгрии и Польше, оно почиталось в течение многих десятилетий, а ее рукопись считалась священной реликвией. О заслугах княгини помнили и в Регенсбурге, где была построена церковь в ее честь.
В приложении к работе помещена таблица дат, связанных с жизнью и деятельностью Гертруды, а также представлена схема ее родственных связей.
Немецкая принцесса Ода
Долгое время о второй жене четвертого сына Ярослава Мудрого Святослава исследователи ничего не знали. Поэтому некоторые даже полагали, что на миниатюре в Изборнике Святослава 1073 г. изображена его первая супруга Киликия. Впрочем, и о ней в источниках никаких данных нет. Исходя из ее имени, некоторые историки предположили, что она была иностранкой, а ее странное для русского человека имя – искаженный вариант латинского имени Цецилия. Однако известно, что в Византии была область, называемая Киликия. Княгиня могла быть родом оттуда, поэтому и получила на Руси имя, указывающее на ее происхождение.
С. М. Каштанов полагал, что высказанное некоторыми исследователями мнение о том, что второй женой Святослава была немецкая принцесса Ода Штаденская, неверно. По его утверждению, она могла быть женой старшего Ярославича – Владимира Новгородского.[411]
Однако современный историк А. В. Назаренко, тщательно проанализировав и изучив немецкие источники, пришел к выводу, что Ода никак не могла быть по возрасту женой Владимира и на самом деле была второй женой Святослава Ярославича. В «Штаденских анналах», составленных аббатом Альбертом в первой половине ХIII в., он нашел сведения о ее происхождении. Оказывается, мать Оды носила имя Ида и была знатной дамой из Швабии. Ей принадлежали достаточно
