княжеская чета.
Для новгородцев княгиня была хорошо известной личностью. Когда у нее была украдена рабыня, посадник тут же начал расследование и поиск виновного. Об этом эпизоде наглядно повествует одна из берестяных грамот, обнаруженная археологами при раскопках.[539]
О пристрастиях невестки к католической вере, видимо, хорошо знал Владимир Мономах. Он обратился к киевскому митрополиту Никифору с просьбой разъяснить ему различие между двумя верами. Послание Никифора дошло до нас и свидетельствует о том, что в княжеских семьях еще не было четкого водораздела между православными и католиками и мало кто понимал разницу между этими верованиями.[540] В это время перед женами-иностранками, очевидно, не всегда ставили обязательное условие переходить в православие. Особые вольности в этом плане, видимо, были в Новгороде, торговавшем со всем миром.
B 1117 г. Мстислав по указанию отца был переведен в Белгород, поближе к Киеву. Возможно, престарелый Владимир Мономах хотел, чтобы сын жил рядом и в случае его кончины смог занять великокняжеский престол. К тому же ему нужна была мощная поддержка для борьбы с половцами. Христина вряд ли поехала с мужем, поскольку в Белгороде не было обустроенной княжеской резиденции. Она осталась с детьми в Новгороде, где на престол взошел ее старший сын Всеволод. При участии матери он продолжил строительную деятельность и в 1119 г. основал около города монастырь в честь св. Георгия, второго небесного покровителя отца (Гарольд соответствует русскому имени Георгий). В нем тут же был заложен большой каменный собор, по архитектурному убранству похожий на Николо-Дворищенский. Таким образом княгиня, видимо, хотела обезопасить супруга от возможных несчастий.
Интересно отметить, что в строительной технике Георгиевского собора оказались соединенными византийские и местные черты. Он был построен из темной плинфы и плитняка различных цветов (белого, желтого и красного), соединенного розовой известкой. В итоге стены представляли собой разноцветную мозаику, как в то время в Новгородской Софии. Барабан украшали круглые арочки в византийском стиле. Окна были довольно большие, со стеклами. Кровля была сделана из свинца. Покрытие главок – шлемовидное.[541]
Необходимо заметить, что монастырь и собор были освящены в честь католического патронального святого Мстислава, а не в честь православного Федора Стратилата. Значит, это было сделано по указанию Христины, остававшейся, вероятно, католичкой.
Как уже отмечалось, Христина была плодовитой матерью. Она родила либо трех, либо четырех сыновей: Всеволода, Изяслава, Святополка и, видимо, Ростислава и четырех дочерей. Характерно, что старшие княжны получили шведские имена и были выданы замуж за европейских монархов, очевидно еще при жизни матери. Ингеборг стала женой датского короля Кнута II Лаварда. Ее старший сын получил в честь деда имя Вольдемар и потом стал датским королем Вольдемаром I. С этого времени данное имя было популярно в датской династии (к примеру, Вольдемаром звали жениха царевны Ирины Михайловны, прибывшего в Русское государство в 1644 г.). Под влиянием матери Вольдемар женился на русской княжне Софье, дочери Владимира Всеволодовича, внука Мстислава Великого. Это событие произошло в 1141 г. В Дании Ингеборг оставила настолько заметный след, что аббат Эбельхольтский Вильгельм даже составил «Генеалогию королевы Ингеборги», в которой назвал ее отца «могущественнейшим королем русов».[542]
Вторая дочь Христины Малфред вышла замуж за норвежского короля Сигурда Магнусона. Когда тот умер, она стала женой датского короля Эрика II Эмуна, брата Кнута Лаварда. Характерно, что Эрик и Кнут были внуками Свена Эстридсена, у которого жила Гида после гибели отца.[543]
Третья дочь Христины Ирина-Добродея стала женой византийского императора Андроника Комнина, и данное событие было зафиксировано в Ипатьевской летописи под 1122 г.[544] Правда, в то время он был лишь претендентом на трон. К власти он смог прийти только в 1183 г. и правил до 1185.
Четвертая дочь Христины стала женой владимиро-волынского князя Ярослава Святополчича, сына великого князя Киевского Святополка Изяславича. Первой женой этого князя была дочь венгерского короля, но она рано умерла. По законам старшинства Ярослав Святополчич имел права на киевский великокняжеский престол и, вероятно, сказал жене, что будет на него претендовать после смерти Владимира Мономаха. Однако та знала, что верховным правителем собирается стать ее отец, Мстислав Владимирович, и сообщила ему о планах мужа. Можно предположить, что переезд Мстислава в 1117 г. в Белгород был связан с конфликтом в семье дочери: возмущенный Ярослав Святополчич обрушил гнев на жену и в 1118 г. изгнал ее из Владимира-Волынского. Естественно, что это разгневало родителей и деда княгини. Владимир Мономах пошел войной на обидчика и изгнал его из Владимиро-Волынского княжества. В 1123 г. Ярослав был схвачен Мстиславом, но потом освободился, бежал в Польшу и там умер. С этого времени Владимиро-Волынское княжество стало наследственным владением Мономашичей. Последняя дочь Христины Рогнеда осталась незамужней и жила в своем селе около Смоленска.[545]
Среди современников Христина пользовалась большим уважением. Об этом свидетельствует обнаруженная археологами ее личная печать. На ней была изображена женщина в короне и с нимбом. На обороте надпись на греческом языке: «Святая Христина». Исследователи высказали мнение, что печать была изготовлена греческими мастерами по заказу Владимира Мономаха. Это был его подарок для невестки.[546]
Кроме того, на фресках новгородской церкви Спасо-Нередицы искусствоведы обнаружили изображение св. Христины и высказали предположение, что оно являлось портретом княгини. Так праправнук Христины Ярослав Владимирович отдал ей дань уважения. Данное изображение может свидетельствовать о том, что в Новгороде шведская принцесса была местночтимой святой.[547] Этой чести она удостоилась, судя по всему, за активное участие в строительной деятельности мужа, покровительство церкви и помощь новгородцам в налаживании торговых контактов с северными странами.
Подводя итог жизни и деятельности шведской принцессы, ставшей женой новгородского князя Мстислава Владимировича, следует отметить, что она многое сделала для того, чтобы международные и династические связи Древнерусского государства продолжали расширяться. С ее помощью положение Мстислава в Новгороде настолько укрепилось, что горожане не соглашались заменить его никем другим. При его правлении была достигнута полная гармония между местным духовенством, купечеством и княжеской властью. Получая большие доходы, князь вместе с женой смог заняться большой строительной деятельностью, результатом которой стало возведение каменных стен вокруг новгородского детинца и Ладоги, нескольких каменных соборов и основание двух прославившихся в будущем монастырей.
Новгородцы по заслугам оценили деятельность Христины и, очевидно, провозгласили ее своей святой. С ее помощью они смогли занять ведущее положение на европейских рынках: их суда беспрепятственно плавали по Балтийскому морю, никто не осмеливался их грабить или чинить какие-либо препятствия. Но после смерти Христины и переезда Мстислава в Киев ситуация постепенно стала меняться в худшую сторону. Уже в 1142 г. по приказу шведского короля начались нападения и грабеж богатых новгородских судов. Военные и торговые конфликты стали повсеместным явлением. Сначала шведы, а потом финны и немцы начали теснить новгородских купцов с европейских рынков. [548] В это время многие несомненно вспомнили благоприятную ситуацию, которая была при Христине, сохранявшей со шведскими родственниками теплые отношения и ходатайствовавшей перед ними за своих русских подданных.
В целом же можно отметить, что Мстислав был прозван Великим, во многом благодаря своей первой жене, шведской принцессе.
Новгородка Любава Дмитриевна
Вскоре после смерти Христины Мстислав Владимирович женился вновь. В 1122 г. его женой стала не княжна, а дочь новгородского посадника Дмитрия Завидова Любава.[549] Следует отметить, что ее имя названо только в трудах В. Н. Татищева и Н. М. Карамзина, в летописях его нет.[550]
Женитьба князя на новгородке, видимо, была связана с тем, что он имел с Новгородом тесные хозяйственные связи и порывать их не хотел. К тому же у самого Мстислава, готовящегося стать великим князем Киевским, вряд ли было время заниматься княжеским хозяйством, оно обычно находилось в ведении княгини.
На момент замужества Любава Дмитриевна уже была сиротой: ее отец умер в 1118 г., но в Новгороде у нее, вероятно, было много родственников.
В 1125 г. Мстислав Владимирович, вопреки сложившейся традиции престолонаследия, смог стать после отца великим князем. Триумф мужа разделила и Любава Дмитриевна. Она оказалась плодовитой матерью и за сравнительно непродолжительный брак родила троих детей: двух дочерей, Марию и Евфросинию, и сына Владимира. Он появился на свет уже после смерти
