и вправе распоряжаться ею по своему усмотрению. Евфросиния же, наоборот, убеждала отца не склонять голову перед захватчиками и твердо стоять за свою веру и убеждения. Ведь мученическим подвигом он мог показать пример другим князьям и поднять их на борьбу за свободу своей земли, своей родины. В ханской ставке слова дочери, вероятно, настолько оказались памятными и убедительными, что Михаил Всеволодович решил не покоряться ханской воле и не предавать свою веру, выражая почтение языческим богам и идолам. За это по приказу Батыя он был убит с особой жестокостью.
Следует отметить, что Михаил Черниговский был не единственным русским князем, сложившим свою голову в Золотой Орде. Раньше него в 1245 г. там был убит другой черниговский князь – Андрей Мстиславич.[864] В 1246 г. в ставке хана Угэдея был отравлен великий князь Ярослав Всеволодович.[865] В 1270 г. был замучен рязанский князь Роман Ольгович, в 1272 – Ярослав Ярославич и т. д.[866] Список этот можно было бы продолжить, однако именно Михаил Всеволодович и его боярин Федор первыми стали почитаться как святые мученики. Сначала это делалось только в Ростовском княжестве, благодаря усилиям его дочери княгини Марии и внукам. На их средства был построен храм, составлен текст службы и проложного «Жития». Потом было написано более пространное «Слово», вероятно, при участии суздальской монахини Евфросинии.[867] Данный вывод напрашивается из того, что в «Слове» резко осужден Борис Ростовский, пытавшийся убедить деда не противиться ханской воле и считавший, что любой проступок против веры мог быть потом отмолен. Естественно, что ростовская княгиня Мария не стала бы в негативном виде представлять собственного сына, тетка же могла это сделать, полагая, что отец погиб из-за неправильного поведения племянника в Орде. «Никто из русских князей не должен был во всем подчиняться ханской воле», – возможно, так думала Евфросиния, свято соблюдавшая Божьи заповеди.
Можно предположить, что Батый подвергал суровым испытаниям не всех князей, а только тех, кто не сразу ему покорился. Михаил Черниговский, как известно, сначала расправился с ханскими послами в Киеве, бежал в Венгрию, там женил сына на дочери венгерского короля, воевавшего с монголо-татарами. Потом он поехал к польскому королю, также вступившему в борьбу с Батыем. Только когда князь понял, что сопротивление бесполезно, он вернулся на родину и при ходатайстве внука, пользовавшегося покровительством хана, решил получить ярлык на свои прежние владения. Зная о поступках Михаила, Батый не был склонен ему верить, поэтому и подверг всяческим испытаниям: заставлял пройти через огонь, поклониться языческим идолам, в том числе и изваянию Чингисхана. Для православного человека все это означало отречение от христианской веры. Естественно, что Михаил Всеволодович не захотел стать предателем по отношению к вере предков и заслужить презрение со стороны современников, в первую очередь – старшей дочери. Поэтому он последовал ее совету и принял мученическую смерть.
Согласно тексту «Жития», Евфросиния не стала переживать по поводу смерти отца, поскольку он явился ей во сне в облике святого: в белых ризах и украшенном драгоценными камнями венце. Напротив, она порадовалась за него и рассказала о своем чудесном сне другим монахиням.[868]
Как уже отмечалось, в церковной литературе существует мнение, что Евфросиния Суздальская умерла в 1250 г. Однако в «Житии» отмечено, что еще при ее жизни хан Батый был убит в битве с венгерским королем и на время Русская земля вновь обрела свободу. Гибель ордынского правителя якобы была предсказана монахине ее отцом в очередном чудесном сне.[869] Известно, что Батый погиб в 1255 г., значит, в это время Евфросиния еще была жива.
В конце жизни суздальская святая, как утверждает «Житие», получила от Богородицы дар исцеления всех болящих. При этом недужным даже не нужно было встречаться с ней лично – достаточно было мысленно попросить о помощи. В итоге слава о ее чудесах, совершаемых еще при жизни, разнеслась по всей округе, многие суздальцы стали приходить к ней, чтобы выслушать наставление, поучение или добрый совет. Однако внешний вид монахини, ставшей святой при жизни, многих очень удивлял: иссохшееся тело, ветхая изодранная одежда, носимая даже в зимние холода. Некоторые богатые люди пытались подарить ей новые ризы и присылали еду и питье. Но Евфросиния от всего отказывалась, считая, что за земные страдания ее ждет вечная жизнь в раю.[870]
Вполне вероятно, что у автора «Жития Евфросинии» было мало фактов, касающихся реальной жизни монахини, поэтому он приписал ей чудо, связанное с утешением жителей Суздаля во время некоего страшного землетрясения.[871] На самом деле в Суздальской земле подобные стихийные бедствия едва ли были возможны. В летописях было описано лишь одно землетрясение 1230 г., когда в церквях заколебалось пламя свечей и закачались висящие на стенах иконы.[872] Назвать его страшным, конечно, было нельзя.
Реальным фактом, сохранившимся в составе предания о Евфросинии, могло быть исцеление ею бесноватой девочки 11 лет, дочери старейшины Суздаля.[873]
Григорий датировал смерть Евфросинии 27 сентября, но не указал год.[874] Возможно, что в этот день в Ризоположенском монастыре отмечалась ее память. Значит, даже в ХVI в. сведений о точной дате смерти монахини не было. Сейчас можно лишь предположить, что она умерла после 1255 г. и вскоре стала местночтимой святой, у гроба которой исцелялись многие больные и недужные.
Григорий описал одно из чудес исцеления, свидетелем которого был сам. Все произошло 1 мая 1558 г. В храм, где находились мощи Евфросинии, принесли больного, который из-за расслабленности всех членов не мог двигаться. После того как он с горячей молитвой припал к раке святой, произошло чудо – он встал и даже прошелся по храму.[875]
Суздальское духовенство смогло добиться официальной канонизации Евфросинии только в сентябре 1576 г., когда на церковный собор была представлена вторая редакция ее «Жития», написанная епископом Варлаамом. В ней к тексту Григория была добавлена «Повесть о посмертных чудесах Евфросинии» и описано празднество в ее честь.[876]
Таким образом, исходя из анализа содержания «Жития Евфросинии Суздальской», написанного в середине ХVI в. монахом Григорием, можно сделать вывод о том, что старшая дочь Михаила Черниговского была местночтимой святой в течение нескольких веков, монахини Ризоположенского монастыря в устной форме передавали друг другу сведения о ее исключительной учености, всевозможных добродетелях, истовом служении Богу, дарах предвидения и исцеления, о прижизненных и посмертных чудесах. Поэтому, начиная с середины ХIII в., Ризоположенский монастырь являлся местом паломничества болящих и недужных. В середине ХVI в. в связи с деятельностью митрополита Макария по канонизации русских святых суздальское духовенство стало собирать сведения о Евфросинии и направило их в Москву. Поэтому уже в 1548 г. в Церковном уставе появилось имя суздальской святой под 25 сентября, хотя умерла она, согласно преданию, 27 сентября. В уставе, видимо, была зафиксирована дата ее пострижения в монастырь.
Вполне вероятно, что у составителя «Жития Евфросинии» монаха Григория было мало реальных фактов о жизненном пути святой. Поэтому ему пришлось заниматься домыслами, заимствовать некоторые сюжеты из житий других святых, в частности «Жития Евфросинии Полоцкой». Ряд фактов он взял из «Слова об убиении в орде Михаила Черниговского и боярина Федора» и некоторых других агиографических сочинений. При этом он не пользовался летописями, поэтому допускал ошибки в хронологии и плохо ориентировался в родственных связях Евфросинии и ее отца.
Понимая, что у суздальской святой мало реальных заслуг перед православной церковью (она не строила храмы, не основывала монастыри, не делала щедрых вкладов и т. д.), Григорий прославил ее выдающиеся личные качества: высокообразованность («всем философам философ»), умение говорить проповеди, великолепно петь, предсказывать всевозможные события, исцелять больных. Кроме того, он подробно описал ее исключительно благочестивый образ жизни, постоянное служение Богу, аскетизм в еде и одежде. Вполне вероятно, что все эти данные содержались в предании о Евфросинии.
Следует отметить, что суздальскую монахиню почитали не только представители местного духовенства, но и знатные постриженницы Покровского монастыря. Так первая жена великого князя Московского Василия III Соломония-Софья Сабурова вышила покров на раку святой (в то время та еще не была официально канонизирована). Он дошел до наших дней и хранится в местном музее, мощи Евфросинии также не пропали, хотя Ризоположенский монастырь был закрыт после Октябрьской революции. Они находятся в одной из действующих церквей Суздаля.
Второй дочерью черниговского князя Михаила Всеволодовича была Мария, или Марья, выданная замуж за ростовского князя Василька Константиновича. Достаточно долго имя этой княгини не интересовало исследователей. Первым обратил внимание на то, что Марья Михайловна, вероятно, принимала участие в создании жития ее отца, был Н. Серебрянский. В проложной редакции «Жития Михаила и Федора Черниговских «он обнаружил такие строки: «Вложи Бог в сердце благочестивыма и правоверными нашима
