Рано утром Ганс проснулся от звуков песни 'Эй, уухнем!' в исполнении грубых голосов косматых древних германцев. Судя по тому, что Мистериозус знал о занятиях уухенцев, мужская часть населения только что вернулась из разбойничьего набега. Судя по интонации, с которой они пели, набег не был удачным. Судя по тому, что последовало дальше, мужчинам стало обидно: пока они с риском для жизни и шкуры пытались ограбить крестьян в окрестностях Аахена (и вернулись ни с чем!), женщины, преспокойно сидя дома, добыли на халяву столько скота! В конце концов, любовь к мясной пище пересилила обиду, и кое-кто попал на вертел.
А уухенцы занялись Гансом, справедливо рассматривая его как часть добычи. Будучи вытащен на площадь, Мистриозус сильно пожалел, что не взял с собой, тупица, никакого продвинутого оружия. Даже веревка, и та осталась у Фридриха, утопала в Охохохен с драконятами! Хорошо сейчас Уходёру! Пропивает себе новую партию денег и, небось, впервые в истории изрекает афоризмы, которым со времен суждено стать крылатыми: 'Талант не пропьешь' и 'Мы артисты, наше место в буфете'… А он, бедный Ганс, не артист, и ничего крылатого нет у него под рукой, чтобы улететь от этих варваров.
Ой! А Ризенкрылья? Может, поможет? Ганс оглянулся в сторону дубка. Все ясно, Ризенкрылье сейчас не до него, впервые в жизни яйца откладывает.
Диалект уухенцев был производным от языка остготов. Ганс еще совсем плохо в нем разбирался. Он попытался прокричать: 'Не режьте меня!' – но поскольку вчера общался только с женщинами и в основном по поводу еды (дурак, надо было не спать, а больше общаться, язык учить!), у него вышло что-то вроде: 'Не ешьте меня!'
Уухенцы заржали. В отчаянии филолог завопил то же самое на латыни, но в Уухене, в отличие от Аахена, латыни не знали. Был, правда, один беглый монах, но он делал вид, что никакой он не монах и вообще латынь давно забыл. Так что на новый вопль Мистериозуса никто не обратил внимания, кроме…
Со стороны оврага медленно поднялся огромный призрак. На вид ему было лет триста, если не все четыреста.
– Не троньте его, он говорит на языке моего века! – важно изрек призрак.
В VIII веке привидения еще были в Уухене редкостью. Это потом они расплодились, а тогда их было наперечет, уухенцы их боялись и уважали. Поэтому они тут же отстали от Ганса, зауважали его и пригласили погрызть жареного мяса, запивая водой и неизвестным науке галлюциногенным напитком, который Ганс отведал чуточку и вежливо отказался продолжать, сказав, что с утра такого не пьет. За это его стали уважать еще больше.
Да и зачем пить всякую галлюциногенную отраву, когда призрак и так стоит в паре метров за спиной и всем своим видом словно говорит: 'Ты поешь спокойно, а потом потолкуем'.
Ганс поел, как мог, быстро (в знак уважения к призраку ему дали кусок мяса помягче) и подошел к своему спасителю.
– Гед ты научился классической, неиспорченной латыни? Сейчас уже так не говорят, – поинтересовалось привидение.
– На филологическом факультете. Меня зовут Ганс Мистериозус.
– Меня Терций Квинт. Ты сказал одно греческое слово, ты очень ученый.
– Я хотел бы изучить варварские языки и латынь VIII века тоже.
– Это не латынь, а… – Терций произнес древнеримское слово, которого Ганс еще ни в одном учебнике не встречал и потому постарался запомнить. – Что у тебя на ногах?
На ногах у Мистериозуса были финские туристские ботинки – единственная обувь, которая выдерживает средневековые дороги, не теряя вида и подошв. Но как это перевести? Финляндия не входила в сферу интересов древних римлян. Идея!
– Обувь гиперборейских путешественников.
Призрак уважительно кивнул, властно поднял руку и заорал не хуже самого Цицерона:
– Дикие уухенцы! Слушайте, варвары! Это гипербореец!
Уухенцы ничего не поняли, но римлянин им объяснил, что 'гипер' – это еще круче, чем 'супер', и они стали уважать Ганса еще больше, так что он сильно расширил познания в их языке – каждый только и мечтал закорешиться с 'гиперменом'.
Беглый монах, который слышал краем уха разговор насчет латыни VIII века, даже намекнул потихоньку, что, пожалуй, мог бы немного с этим помочь. Хотя монах, которого прежде звали Януарий Август, а теперь просто Ян, не был точно уверен, какой нынче век на дворе. Образования не хватало.
Мистериозхус уже предвкушал ученые беседы с разбойником Яном и с уухенскими девушками, проявлявшими к нему исключительное внимание, но сначала пришлось доказать право на звание гипермена. Дракон вернулся! Попасся на дне оврага и прилетел обратно. Уухенцы – в панику, за оружие хвататься, а дракон приземлился рядом с Гансом, лизнул его в нос и завилял хвостом.
– Привет, хозяин! – сказал дракоша. – Меня-то ты не сдашь на продажу?
– Ни за что! Будешь себя хорошо вести?
– Буду, папочка.
– Лети сюда, я тебя покормлю, – крикнула от ворот Ризенкрылья-старшая.
– Лети, сынок, – сказал Ганс.
– А можно мне бычьими косточками полакомиться?
– Можно, только собакам тоже оставь.
– Ты его очень-то не балуй, – крикнула Ризенкрылья. – Дай одну кость, и пусть летит сюда, воспитывать его буду.
Уухенцы были в полном отпаде, особенно девушки, а Терций Квинт решил, что гиперборейцы – колдуны.
– А что, чем Россия не Гиперборея? – подумал Ганс. – Еще какая гипер!
Приятно было чувствовать себя гиперменом.
Глава 23.
Гнас разлепил глаза. Все ясно, я заснул прямо на площади. Сказались волнения и, видимо, страшно сильнодействующий напиток. И вот он возлежит на почетном месте и изрекает умные фразы на языке дрыхнущих пьяных храпящих суперменов, да немного на русском, а уухенцы слушают. Видимо, что-то из сказанного совпадает с чем-то очень умным/очень глупым на уухенском или считают, что напиток возбуждает дар ясновидения.
Видел Мистериозус нормально, но голова слегка болела, наверно, оземь грохнулся.
– Сейчас утро или вечер?-спросил он на русском, потом на английском, потом на латыни, потом на немецком 21 века, потом на немецком 14 века, потом наконец на уухенском.
– День. Гипердолго спишь, гипердолго даже для гипермена.-ответили ему. Он живо встал. Выйдя на улицу, Ганс увидел бегущего к нему со всех ног и крыльев дракона, и Ризенкрылью, пытающуюся его догнать.
– Мамочка, не мешай!-вопил он.-Аккуратно, у меня зубы коренные режутся!
– ЧТО?!?!?!-возопил Мистериозус гипергромко. Его облизали и высушили крохотным язычком пламени.- Почти не обгорел. Дайте крем для загара! Черт, опять забыл, что это еще анахронизм.
Его ученые речи слушала толпа из всего Уухена. Яна и Квинта уже просили перевести. Ян что-то сочинял, а призрак расплывался в районе плеч, что означало 'не знаю'. Ганс попытался вспомнить какой- нибудь анекдот из жизни филологов, но вспоминать на 13 веков вперед с переводом на древнеуухенский было сложновато. Показать им что-нибудь эдакое он тоже не мог, так как Искроног либо удрал, либо в будущем.
Януарий шепнул ему на ухо, что неплохо бы поработать словарем. Мистериозус ответил, что у него нет
