Джеймс кажется напряженным и строгим. Уж не из-за встречи ли с американцами он нервничает?
— Уверена, ты им понравишься, — бормочу я, но понять, услышал ли он меня, по его поведению невозможно.
В конце концов звучит наше объявление, и мы присоединяемся к группе людей, образующей новую очередь. Садимся в автобус, и нас везут к самолету, который на расстоянии очень похож на игрушечный. Он становится все больше и больше, пока наконец внезапно не превращается в настоящий, и мы поднимаемся по ступенькам наверх.
— Видишь, как все просто? — говорю я Джеймсу. — Это может сделать каждый.
Он не отвечает. Его лицо принимает неестественное выражение, свидетельствующее о его готовности перенести и это. Пока мы пытаемся пробраться к нашим местам, кто-то толкает его сзади, и он, спотыкаясь, падает вперед.
Это мужчина средних лет, в очках.
— Извините, — говорит он, по-доброму улыбаясь и протягивая Джеймсу руку для поддержки.
Джеймс полностью его игнорирует и подталкивает меня к сиденью около окна, тяжело опускаясь рядом. Я улыбаюсь задевшему нас мужчине, он отвечает мне ответной улыбкой.
— Извините, — говорю я, чувствуя, как мое веселое расположение духа быстро улетучивается.
Джеймс побелел от гнева.
— Не извиняйся за меня, — цедит он сквозь зубы.
— Что случилось? — Никогда раньше я не видела его таким.
Он тяжело дышит, так тяжело, что мне слышно. По его лбу сбегают ручейки пота, собираются у крыльев носа.
— С тобой все в порядке?
Он издает странный, продолжительный стон и неуклюже вскакивает на ноги.
— Джеймс, — в тревоге говорю я.
Но он ушел. И я сижу в самолете, отправляющемся в Нью-Йорк, а моего мужа, с билетами и паспортами, нет как нет. Я чувствую вибрацию, проходящую через мое кресло, я уверена, что двигатели уже запущены и что мы вот-вот начнем разгоняться. Я вскакиваю и, спотыкаясь о ноги рядом сидящих, хватаю в охапку наши сумки.
— Извините, — говорю я, — извините. — Как будто это может мне чем-то помочь! — Извините. Просто мой муж… Кажется, он плохо себя почувствовал…
Они кивают, улыбаются, но им до этого нет дела. Их собственное благополучие — вот о чем им следует позаботиться. Я добираюсь до прохода, но его и здесь нет. Не представляю, в какую сторону он пошел. А люди еще отыскивают свои места, так что дорогу к выходу мне приходится прокладывать силой.
Я обнаруживаю Джеймса беседующим со стюардессой.
— Позвольте мне выйти, — говорит он очень решительно. — Мне нужно выйти.
Стюардесса выше его дюймов на шесть, рыжеволосая. Не похоже, что ей все это нравится; она отталкивает Джеймса, загораживая собой выход.
— Извините, — говорю ей я. — Нам необходимо выйти.
— Не извиняйся, — говорит Джеймс сквозь стиснутые зубы. — Женщина, позвольте мне выйти.
— Мы не можем задерживать взлет, — говорит она.
Она все еще старается выглядеть профессионально, но блузка у нее на груди расходится из-за отскочившей пуговицы; нам виден лифчик — черный, с крошечными розовыми розочками по краю. Пряди вьющихся рыжих волос выбиваются из-под заколки. Почему бы ей просто не взять и не выпустить нас?
За ней по ступенькам взбегает человек в униформе. Он только что положил в рот остатки банана, а кожуру все еще держит в руках. Он быстро жует и проглатывает.
— Что происходит?
— Слава богу, ты здесь, — говорит стюардесса.
— Нам нужно выйти, — говорю я и мило улыбаюсь от радости, что не потеряла дара речи, когда Джеймс в таком кризисном состоянии.
Мужчина смотрит оценивающе.
— Я ваш пилот, — говорит он.
Не придумав, куда деть банановую кожуру, он вертит ее в руках. Он чуть не засовывает ее в карман, но останавливается и, наконец решившись, просто бросает ее на пол.
— Позвольте нам выйти, — говорит Джеймс, его голос налился гневом.
Двое похожих мужчин появляются из пассажирского отделения. Они аккуратно одеты, очень высокие и широкие, сильно встревоженные.
— Вам не нужна помощь? — говорит один из них.
Пилот так же захвачен врасплох их появлением, как и я сложившейся ситуацией.
— Нет, — говорит он. — Думаю, мы сами сможем все уладить. — Он колеблется. — Спасибо.
Мужчины смотрят друг на друга.
— Что ж, но если мы понадобимся, знайте: мы сидим сзади.
— Кто это такие? — спрашивает пилот.
— Не имею понятия, — говорит стюардесса.
Она на минутку расслабляется, и Джеймс делает рывок к выходу, он уже заносит ногу над трапом.
— Пожалуйста, разрешите нам выйти, — говорю я.
— Но вы не можете покинуть самолет, — говорит она. — Здесь же ваш багаж.
— С ним все в порядке, — говорю я. — Вот он.
— Он сейчас в багажном отделении, — говорит пилот, ловко пролезая и занимая положение между Джеймсом и выходом.
— У нас не было большого багажа, — говорю я.
Стюардесса смотрит на пилота.
— Проверь, — говорит он, — по компьютеру.
— Мэйтленд, — говорю я. — Джеймс и Кэтрин.
Она исчезает. Джеймс стоит рядом со мной, молчаливый и злобный.
Стюардесса возвращается.
— Багажа нет, — говорит она.
Смотрит на пилота. Он колеблется, потом кивает.
— Пусть идут, — говорит он и отходит.
Джеймс бежит по ступенькам вниз.
Я иду за ним, но пилот хватает меня за руку и притягивает к себе.
— Есть курсы, — шепчет он мне на ухо. — Нужно побороть в себе страх.
Я отстраняюсь.
Вперед наклоняется стюардесса. Я стараюсь не смотреть на ее разошедшуюся блузку.
— Вы не пробовали заниматься йогой? — говорит она. — Я слышала, очень помогает.
Я с трудом борюсь с невероятным желанием расхохотаться, волны смеха пробиваются наружу прямо из живота.
— Ничего страшного, — говорю я. — У него слабое сердце. — Мой голос дрожит от едва сдерживаемого смеха.
Стюардесса отходит с обиженным видом.
— Извините, — говорит она. — Это помогло бы, если бы вы подумали об этом заранее.
— Все в порядке, — говорю я и бегу по ступенькам туда, где ждет меня Джеймс. Пока мы в одиночестве стоим на краю взлетно-посадочной полосы в ожидании автобуса, двигатели начинают работать. От страха мы прижимаемся друг к другу; шум становится оглушительным. Перед нами останавливается автобус. Мы влезаем внутрь и присоединяемся к группе японских туристов, которые только что приземлились.
— Это Торонто? — спрашивает нас какой-то мужчина.
— Нет, — говорю я нервно.