— Раз такое дело, посмотрим, чем нам сможет помочь полиция Манхэттена. — Кокрэн протянул руку, и Бэленджер пододвинул к нему телефон.
11
Кокрэн свернул на Восточную Девятнадцатую улицу. Голова у Бэленджера продолжала раскалываться. Воскресным ясным утром движения на улицах почти не было, и от яркого света у Франка начали слезиться глаза, покрасневшие от усталости. Часы на приборной доске показывали 8.11.
— Следующий квартал, — сказал он Кокрэну. — Сюда. Вот этот дом, посередине.
Возле подъезда Бэленджер увидел высокого мужчину лет за тридцать, испанской внешности, в спортивном пиджаке, но при галстуке. Рядом с ним стояла очень худая женщина с платиновыми волосами, одетая в брючный костюм. Яркая помада и густо подведенные глаза не позволяли с первого взгляда определить ее возраст.
Кокрэну удалось припарковать машину лишь в конце квартала. Бэленджер быстро зашагал к нужному дому.
— Шеф Кокрэн? — осведомился испанец.
— Это я, — ответил тот, догоняя Бэленджера.
— Детектив Ортега. — Мужчины обменялись рукопожатием. — Это Джоан Дэнбридж.
— Франк Бэленджер. Вчера этой вывески тут не было. — Все глубже и глубже проникаясь мрачными предчувствиями, Бэленджер указал на площадку на крыльце, где стоял прислоненный к двери плакатик «Продается». Ниже, буквами помельче, было напечатано: «Никербокер риэлти» и телефонный номер.
— Это моя компания, — сообщила Джоан, бросила сигарету на тротуар и решительно наступила на нее.
Бэленджер перевел взгляд на пустой квадрат над дверью.
— Здесь была бронзовая табличка.
— Что? — неожиданно резким голосом спросила женщина.
— Над дверью, с надписью «МАНХЭТТЕНСКИЙ КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ИСТОРИИ».
Джоан взбежала по ступенькам, вынула очки из сумки и уставилась на кладку над дверью.
— Боже мой! Там действительно видны следы от шурупов, которыми была прикреплена табличка. А ведь он обещал не причинять дому никаких повреждений.
— Он? — вскинулся Кокрэн.
— Хозяин дома приобрел его не подумавши, а теперь запрашивает слишком много, — пожаловалась риелторша. — Я уже устала объяснять ему, что бум прошел и цена, которую он хочет, нереальна. Так что когда кто-то позвонил и попросил сдать ему этот дом на один день, я уговорила хозяина согласиться. Мне удалось выторговать очень хорошую цену.
— Сдать на один день? — Бэленджеру показалось, что у него выбили почву из-под ног.
«Аманда!» — повторял он про себя и не мог дождаться, когда же наконец его впустят внутрь.
— Да, чтобы устроить прием. Этот человек сказал, что жил здесь подростком, пока его родители в восьмидесятых не продали дом. Мол, случайно проезжал мимо, увидел, что здание выставлено на продажу, и решил устроить сюрприз своему отцу, который всегда сожалел, что пришлось продать дом, — устроить здесь прием по случаю его дня рождения. Я еще пошутила: «Нисколько не возражаю против того, чтобы сдать дом на день. При условии, что ваш отец потом купит его насовсем». Он рассмеялся и ответил: «Никакая ностальгия не стоит четырех миллионов долларов».
— Как он выглядел? — поспешно спросил Бэленджер.
— Я его не видела.
— Как это?..
— Все переговоры мы вели по телефону. Контракт он прислал по электронной почте. Чек оказался в полном порядке. Я получила гарантийный депозит, сумму за аренду и больше ни о чем не волновалась. Ведь я же ничего не подозревала, хотя и проверила, кто владел домом в начале восьмидесятых. Виктор Эванс. Человека, с которым я заключила контракт, звали Филип Эванс. Фамилия одна и та же. Так что у меня не было никаких сомнений в законности всего этого. — Она вынула из сумочки ключ, досадливо поморщилась и вновь посмотрела на красовавшиеся над дверью дыры. — Это же исторический район! Боюсь, что для оплаты ремонта гарантийного депозита не хватит.
Женщина отперла дверь.
— Подождите здесь, — сказал Ортега.
— Но я должна убедиться, что они не испортили ничего другого внутри.
— Сначала мы удостоверимся, что там никого нет.
Ортега, Бэленджер и Кокрэн вошли в дом. В вестибюле пахло затхлостью.
— Здесь стояла тренога, — сообщил Бэленджер. — На ней был закреплен плакат с портретом профессора.
Они прошли по коридору. Старинных фотографий с видами Грамерси-парка на стенах не оказалось.
— Лекция проходила здесь. — Бэленджер указал направо.
Они вошли в длинный зал. Складных кресел тоже не было. Как и фотографий, гардин, кафедры, экрана и столов для кофе, чая и сэндвичей.
Ортега осторожно приоткрыл дверь в дальнем конце комнаты и выглянул.
— Никого.
Бэленджер внимательно вслушивался в тишину, стоявшую в здании, потом крикнул:
— Аманда!
Эхо разнеслось по коридорам и замерло. Никто не ответил.
Потирая предплечье, он вернулся в коридор и посмотрел на лестницу. Ступеньки, покрытые темной ковровой дорожкой, вели во мрак.
— Аманда! — И опять ответа не последовало.
Бэленджер шагнул на заскрипевшую лестницу.
— Я пойду с тобой, — сказал Кокрэн.
— Лучше пропустите вперед меня, — вмешался Ортега.
— Я знаю, как себя вести, — ответил Бэленджер. — Сам служил в полиции.
— Разве вы вооружены?
— Нет.
— Шеф Кокрэн?
— Я не в своем районе. Поэтому не взял оружие.
— Значит, спорить не о чем. Я пойду первым.
Поднявшись по лестнице, Ортега заглянул в мрачную комнату и двинулся дальше по коридору.
Бэленджер вошел в помещение. На полу лежал ковер, по отпечаткам на котором можно было узнать, где прежде стояли кровать, комод и кресло. Дверь стенного шкафа распахнулась, показав пару плечиков, висевших на перекладине.
Во второй комнате оказались две пустые упаковочные коробки.
На третьем этаже они обнаружили только еще несколько плечиков и сверток пузырчатого упаковочного пластика.
Ортега открыл последнюю дверь.
— Чердак.
Несколько секунд все трое стояли не шевелясь, затем собрались с духом и поднялись по узким ступенькам, скрипевшим куда сильнее, чем главная лестница. Бэленджер шел следом за Ортегой. От пыли щекотало в носу. За собой он слышал шаги Кокрэна.
Через грязное оконное стекло с трудом пробивался солнечный свет. Наклонный потолок оказался таким низким, что Бэленджеру пришлось пригнуться. На неровном полу из сосновых досок лежал видавший виды спортивный мат.
