собирались прекращать буйства. После нескольких недель почти полной свободы они скоро должны вернуться к дисциплине, и если это последняя возможность побуянить, они ее старались использовать сполна. Женщин хватали прямо на улицах. Шум стоял оглушительный: крики, вопли, отдельные выстрелы; кое-где качались пожары. В конце концов, он уже не мог выносить этого; должно быть, люди, убившие его семью, тоже находились в гуще событий; но ему стало так тошно от этого зрелища, что он не мог заставить себя отправиться на их поиски. К тому же он не был уверен, что их узнает, а тех, кто его недавно спас, он давно потерял. Выйдя из города, он долго кружил по окраинам, пока не наткнулся на базу Шермана. Она располагалась к северу от города, на равнине, откуда было хорошо видно реку и океан. Там были установлены палатки, корали, стояли часовые. Двадцать первого декабря холодно было даже тут, в Джорджии; в лагере жгли костры, и тонкие серые струйки дыма взвивались к небу. И даже в долине шум из города был слышен ему слишком явственно — крики, вопли, одиночные выстрелы, грохот выламываемых дверей и бьющихся окон. Настоящий сумасшедший дом; шум доносился и сюда, от пожаров тянулись большие черные тучи дыма, которые совсем накрыли город. Хорошо, что он ушел оттуда. Он только теперь сообразил, на кого он похож в своих крестьянских отрепьях, в союзной шапке и с грязной физиономией. Что ж, даже трогательный вид. И он знал, что ему необходима помощь, нужна одежда, еда, место, чтобы спать, и раз уж он потерял тех, кто ему помог, придется найти других. Он подошел к часовому и стал его разглядывать. Часовой тоже уставился на него.
— Что тебе, мальчик?
— Я хочу есть. Часовой не сводил с него глаз.
— Уходи.
— Я хочу есть, — повторил он.
Часовой замахнулся было на него, но тут подошел другой солдат и остановил его жестом.
— Что здесь происходит?
— Ничего, сэр. Мальчишка не хочет уходить. Я хотел его прогнать
— Что тебе нужно? — На этот раз он обращался к мальчику.
— Я хочу есть.
Солдат стоял и смотрел на него. Потом поджал губы и сказал часовому:
— Пропусти.
Часовой пожал плечами. Солдат жестом показал ему дорогу.
Солдат как выяснилось, оказался офицером. Чтобы это знать, надо было разбираться в нашивках. Это был майор Райерсон, и тут-то все и началось по-настоящему.
Глава 50
Когда стали использовать пистолет 45-го калибра, Календар был в армии на Филиппинах. Шел 1911 год. К тому времени он уже давно вышел в отставку, ему было около шестидесяти, и его даже не хотели брать на войну, так что ему пришлось прибегнуть к влиянию солидных военных, с которыми он прежде служил. Даже тогда взяли неохотно. “Кажется, после Кубы и всего прочего вам достаточно”, — говорили ему. Но это было не так, только Календар не мог объяснить почему. Всю свою жизнь он был там, куда его заносили сражения, видел новые страны, изучал чужие обычаи. Сам ритм жизни Календара определялся конфликтами, в которые вступала его страна, и теперь снова началась война, и он чувствовал себя не у дел. Ему хотелось быть там, куда звал его инстинкт. В логике Календар не был силен, но был человеком эмоциональным. В конце концов он обратился к людям, которые были ему многим обязаны, и его желание исполнилось, но тут оказалось, что их опасения подтвердились. Суровость такой войны оказалась ему не по плечу: непроходимые джунгли, муссоны, желтая лихорадка, малярия. Хотя на Кубе он хорошо переносил подобные неудобства, теперь он не выдержал, и вскоре ему пришлось вернуться домой.
Но дело было не в этом. О главном он еще не упомянул. — Дело вот в чем, — объяснял он Прентису, сидя у костра — первого настоящего костра со дня их выступления, большого, жаркого и завораживающего, в отличие от едва тлеющих огоньков в ту холодную ночь у деревни. Он показал ему автоматический пистолет 45-го калибра… — После того как США победили Испанию на Кубе, Филиппины стали американской провинцией. Но когда американцы явились туда, чтобы взять бразды правления в свои руки, местные жители восстали. Это были в основном “моро” — по-испански мавры, мусульмане, и с таким религиозным воинственным пылом, как у них, американцы не встречались, даже воюя с индейцами. Они бежали по главной улице со своими большими длинными ножами и вопили, в них можно было стрелять и стрелять из ружья или пистолета, а они каким-то образом продолжали бежать. И если ты на миг отрывал палец от курка, они тут же на тебя набрасывались, и у них еще хватало сил перерезать тебе Горло. Только потом они уползали умирать. Нужно было что-то другое, чтобы их можно было остановить на близком расстоянии, и тут подоспело вот это. Когда в них попадали из такого пистолета в грудь, в плечо или в руку, они все равно оставались на ногах. Но это могло задержать их, обратить в бегство, и еще оставалось шесть патронов для остальных, а перезаряжать его легко — просто вставляешь новую обойму. Если ты знаешь толк в оружии, то ты понимаешь, что попасть в человека не так трудно, как говорят. Его сконструировал Браунинг, но он не получил патента. Все равно нужно знать о нем, помнить, что кто-то создал его для определенных целей, и всегда думать, что это особое оружие, и использовать его бережно и уважительно. Единственная беда — если попадаешь в такую местность, как эта, с ветром и песком, он часто заедает, а пока ты пытаешься его привести в порядок, тебя могут убить. Если надеяться только на него, ты труп. Нужно что-то про запас, вроде этого.
Он пошарил под жилетом и достал свой кольт 45-го калибра. — Этот, конечно, не такой удобный и не такой мощный. В нем умещается всего шесть зарядов, даже пять, если ты для верности оставляешь одно пустое место. Перезаряжать его целая морока. Но он у меня тридцать лет, побывал со мной во всех странах в любую погоду и ни разу не сплоховал. Его сам Кольт сконструировал. Он создал первую модель в 1830 году для заокеанского похода, а потом многие годы усовершенствовал. Вот это сделала его фирма в 70-е годы. Кольт к тому времени уже умер. Но не важно. Это его заслуга. Жаль, что он не успел увидеть, какие перемены принесло его изобретение. Используй такой пистолет как запасное оружие. — Старик порылся в переметной суме, достал второй пистолет и протянул Прентису. — Только чтобы сержант не увидел. Он знает, что по уставу не положено, и отберет. Держи его в суме, а когда станет совсем горячо, сунь за пояс сзади или сбоку. Только не пользуйся им без крайней необходимости. Он не раз спасал жизнь.
Я уверен, ты об этом много знаешь. Во всяком случае, слышал. Но это как с лошадьми: чем больше обхаживаешь лошадь, кормишь, чистишь, разговариваешь с ней, знаешь, что у нее болит, чем больше ты ее понимаешь, тем легче с ней управляться. Нужно знать лошадь как себя самого, тогда как бы срастаешься с ней. То же и с оружием. Ты его разбираешь чистишь не расстаешься с ним. Узнаешь, кто его сделал, зачем сделал и почему оно именно такое. Ты знаешь свой пистолет как самого себя, относишься к нему, как к части своего тела. Тогда он становится твоей второй натурой. Вот в чем дело. С этого-то и начинается все, что вообще следует знать.
Глава 51
— Давай для интереса притворимся, будто я — враг. Тебе нужно спешиться и подойти ко мне.
Было утро, и 13-я собиралась в путь, хотя они нуждались в отдыхе, но это было не важно. Першинг с нетерпением ждал прибытия колонны из Колумбуса. Он давно уже выслал в путь другие подразделения, оставил вокруг себя только необходимый костяк людей, и теперь, когда его силы объединились, он планировал несколько маршей: на юг, на запад и на восток в глубь Мексики. Ходили слухи о местонахождении Вильи, и он хотел настичь его. Прентис уже оседлал лошадь и повернул туда, где собиралась его рота; но тут перед ним вдруг появился старик и сказал эти слова.
“Интересно, зачем это?” — подумал Прентис.
— Давай, — сказал старик.
Прентис посмотрел на него, пожал плечами, спешился и повернулся. Старик целился в него из пистолета.
— Ты сам того не знаешь, но ты уже труп. Так не делают. Смотри-ка.
Он отложил пистолет, подошел к лошади, дал ей понюхать свою ладонь, провел рукой по ее морде и шее, ухватился за переднюю луку, тяжело и неловко, действуя одной рукой, забрался в седло; стремя скрипнуло.
— Никогда не спешивайся на глазах того, кому не доверяешь.
