Их спасло то, что ему было больно. Он корчился на траве, из ноги хлестала кровь, и вскоре его люди кинулись ему на помощь. Его ранили из “ремингтона” очень большого калибра, который оставил дыру диаметром в палец там, где вошла пуля, и величиной с кулак там, где она вышла, пройдя ногу от колена до берцовой кости и раздробив берцовую кость так, что еще несколько дней его люди вытаскивали осколки из раны. Они перевязали рану, обложили со всех сторон шинами, отнесли Вилью в повозку и под надежной охраной спешно увезли в безопасное место. Это произошло вскоре после полуночи двадцать девятого марта. Остальные люди, их было около сотни, остались охранять город и отдыхать. Через восемь часов, узнав, что Вилья, возможно, в Герреро, 7-й кавалерийский полк, который скакал туда целую ночь, пошел в наступление и захватил город, убив пятьдесят шесть и ранив тридцать пять человек. Если бы не принудительная вербовка в Эль-Валье и не последовавшая за ней месть крестьян, экспедиция США могла бы закончиться в Герреро через две недели после начала; вместо этого она, в конце концов, растянулась на год.
Глава 55
Повозка, тарахтя, взбиралась наверх, подпрыгивала на камнях и рытвинах. Он вскрикивал. Человек, правивший повозкой, всматривался вперед сквозь ветер и снег, держась позади группы пеших людей, которые старались расчищать путь и находить самую гладкую дорогу. Воздух казался серым, небо таким темным, что можно было подумать, что уже сумерки, хотя был день.
Справа поднималась каменная стена в несколько сотен футов. Слева — зиял обрыв. Вилья снова вскрикнул. Погонщик оглянулся и увидел, как он, завернутый в одеяло, бледный и стенающий, корчится от холода и боли. Затем он посмотрел вперед на сужающуюся дорогу. Когда дорога с каждой стороны от повозки стала не более трех футов шириной, к ним приблизился офицер и велел остановиться. Погонщик натянул поводья и замедлил ход, приказав людям успокоить лошадей, и оглянулся на офицера, который спешился и уже забирался в повозку. Нескольким пешим людям приказали принести приготовленные носилки, подняли Вилью и уложили на них.
Один из людей споткнулся, и Вилья со стоном скатился с носилок. Остальные кинулись к нему, крича и падая. Одеяла развернулись, обнажив его ногу: штанина разрезана до колена, рана обложена четырьмя толстыми шинами, обмотана полосами ткани, покрытой темной кровью. Распухшая нога почернела.
Он вскрикнул. Офицер что-то вопил. Пешие теперь орали Друг на друга, суетились, отворачиваясь от зловонной раны. Вилью снова уложили на носилки” подняли их на плечи, с каждой стороны встало по восемь человек, а офицер повернулся к погонщику и велел ему снова ехать. Под снегом и ветром процессия двинулась вперед.
Дорога стала еще уже. Они находились на высоте десять тысяч футов. Лошади громко, со свистом дышали, погонщик вытер нос и увидел, что из носа идет кровь; Левое заднее колесо соскользнуло с дороги. Повозка начала съезжать в обрыв, погонщик изо всех сил натягивал поводья, чтобы остановить лошадей, но повозка уже повисла над пропастью. Погонщик соскочил, ударившись о землю, а повозка исчезла; деревянная оглобля сломалась, и лошади, почуяв свободу, помчались вперед, разметав пеших проводников. Люди, несшие Вилью, чуть не уронили его.
Глава 56
Прентис услышал крик и, обернувшись, увидел солдата, который выбирался из канавы со спущенными штанами и вопил изо всех сил. Он бежал, спотыкался, сжимал одну руку другой, сначала направился к одной группе солдат, но, подбежав к ним, сразу кинулся к другим, потом к следующим. Глаза у него блуждали, лицо было белым как полотно, и он безостановочно кричал.
Никто не двинулся с места. Все стояли и смотрели на него, а он бежал и вопил. Было около полудня. Они остановились, чтобы дать лошадям пройтись и отдохнуть, а потом собирались накормить и напоить их. Солдат, как видно, зашел в канаву, чтобы облегчиться, а теперь все недоумевали, что там могло случиться. Они смотрели, как он бегает кругами, сжимая свою руку, и слушали его крики.
— Что такое? В чем дело? — Календар, вдруг оказавшись среди них, схватил его.
— Чертова дрянь меня ужалила!
— Что за дрянь? Скажи-ка мне, в чем дело.
— Я теперь умру!
Он вырвался и снова забегал, но Календар подставил ему подножку. Солдат упал прямо в грязь, сверкая задницей.
— Я тебя спросил, что это было. Отвечай.
— Скорпион!
— Какой?
Парень корчился, лицо было искажено от боли.
— Какая разница какой? Я теперь…
— Дай-ка взглянуть на твою руку. Парень сжимал одну руку другой, и тогда старик нагнулся к нему и отлепил его руку своей огромной пятерней.
Прентис стоял рядом и смотрел. От запястья до локтя рука распухла так, что стала вдвое толще; посредине расплывалась яркая, горящая краснота. У него захолонуло в животе. Несколько солдат ахнули.
— Все в порядке. Ничего страшного
— Я умру. — Парень пытался вырваться.
— Нет. Не умрешь. Поболеешь как следует, но выживешь. Тебе здорово повезло. Что ты сделал? Пошел посрать? Облокотился на землю, не глядя, и тут же тебя ужалило?
Парень извивался на траве, отчаянно кивал и стонал.
— А мог ужалить в задницу. Вот тогда ты бы влип по-настоящему. Или в вену. Но главное, что место укуса распухло.
Парень все еще корчился с искаженным лицом, не прекращая стонать.
— Есть два вида скорпионов. Одни — желтые, в полоску, распространяют яд по телу и убивают. А другие побольше, пошире, почти коричневые. У них яд местный. Укус сразу распухает. Если бы у тебя рука не горела, а онемела, если бы она не распухла, тогда было бы о чем беспокоиться. Кто-нибудь принесите мою переметную суму.
Пока старик объяснял, парень непрестанно завывал. Но старик все равно говорил, как будто рассказывая все это вовсе не ему. Затем повернулся к Прентису и посмотрел на него.
Прентис кивнул и отправился за сумкой.
Глава 57
— Что вы ему дали?
— Морфин от боли. Секонал, чтобы он успокоился и прекратил дергаться.
Они стояли рядом, около лошадей, подтягивая подпруги и готовясь снова сесть в седло. Старик изо всех сил старался затянуть подпругу потуже, но одной рукой у него получалось неловко, и, в конце концов, он попросил Прентиса помочь ему.
— Хороший жгут ты наложил, — сказал он, наблюдая за молодым человеком, пока тот занимался подпругой и спускал с седла стремена. — Хотя яд и местный, лучше не давать ему распространиться. Если нам на пути встретится город, мы сможем достать льда и обложить больное место, чтобы опухоль спала. Для этого подойдут и мокрые бинты, но лед, конечно, лучше.
Он стоял около лошади, держась за поводья и глядя на него.
— Вот что я знаю наверняка. Ты видел, как это случилось. Теперь ты никогда не допустишь, чтобы то же самое произошло с тобой, и будешь знать, что делать, если кого-нибудь снова ужалит скорпион. У тебя должен быть пакет первой помощи, как у меня — марганцовка, морфин, всякие нужные мелочи, — и ты должен усвоить еще сотни подобных уроков. Например, никогда не приближайся к человеку, которого не знаешь как себя самого или о котором не знаешь абсолютно все. Именно так. У тебя только одна профессия, и в ней ты должен стать специалистом. Если хочешь всему научиться, смотри и. запоминай.
Но есть и другое, то, чего я не знаю наверняка: не сами факты, а то, как на них реагировать. Поэтому я говорю об отношении к проблеме. Вот, к примеру, тот дурень выскочил из канавы и стал бегать, орать, тратить силы. Он не умер бы от укуса, но мог умереть от шока и испуга. Я знал одного парня в Вайоминге. Он переступил через бревно и увидел, что его нога попала как раз в середину кольца гремучей змеи, и тут же помер на месте. Змея, как выяснилось, вообще была дохлая, но он позволил страху взять над собой верх.
