Мертвая копия
— Вы ведь знаете, на кого он похож?
Глянув на сцену, я только плечами пожал.
— Сходство поразительное! — воскликнула Джилл.
Мы сидели в проекционном зале и просматривали отснятое за вчерашний день. У режиссера- постановщика возникли проблемы с исполнителем главной роли. Черт, да этого типа и актером-то можно было назвать с большой натяжкой. Наш красавец — в прошлом манекенщик, поэтому, вместо того чтобы вживаться в образ, он просто позировал. Мало того, что потребовал восемь миллионов, двадцатипроцентный аванс и каждые пять минут нюхал кокаин, так еще все ключевые фразы звучали так, будто главный герой — конченый придурок. Центральный монолог потерял смысл, а без него зрители не поймут, почему молодой человек решил оставить девушку, когда она стала известной певицей. Нет, так не пойдет, нельзя безнаказанно выставлять зрителей идиотами!
«Ну, погоди, красавец, испорчу тебе личико!» — шипел я.
На пересъемку ушло три дня, но то, что отсняли вчера, вообще никуда не годится! Закрыв глаза руками, я едва сдержал стон. По плану нужно было наложить крупный план лица рыдающей девушки на кадры, где она поет со своей группой. Ничего не получалось: едва мистер Совершенство начинал сопеть и гнусавить, статисты забывали о камере и смотрели на него во все глаза. Приходилось то и дело прерывать съемку.
— О боже, разве так снимается монолог? Герой должен говорить на одном дыхании, а у нас со всеми остановками лоскутное одеяло получается.
— Послушайте, все не так просто, — произнес сидящий в заднем ряду постановщик. Боже, да этот парень специально сел поближе к двери: если что, проще сбежать! — Дубляжом пока не занимались, так что в конечной версии никакого сопения не будет.
— Надеюсь, — пробормотал я.
— Надо же, как похож... — опять протянула Джилл.
— Кто похож? — вскинулся я. — И на кого?
— Да гитарист же! Парень слева от девушки. Вы что, ничего не заметили? — Джилл говорила тихо, чтобы никто не слышал, поэтому я удивился, когда сидящий рядом директор киностудии похлопал меня по плечу.
— Слушай, что это за парень рядом с девчонкой?
— Смотрите, как он банку с пивом держит! — зашептала Джилл.
— Да, да, тот самый, с пивной банкой! — не унимался директор.
В зале воцарилась тишина.
— Так что это за парень?
— Понятия не имею, — отозвался постановщик.
— Он хотя бы представился?
— С ним лично я не общался!
— Как же тогда?..
— Музыкальные сцены снимал режиссер дубляжа.
— А крупные планы?
— Тоже не моя работа! Видите ли, роль у парнишки крохотная. «Кушать подано», и все, он ушел домой! У меня и без него забот хватало! Кому пришлось ублажать нашего красавца?! Да я...
— Вот он снова! — перебила Джил.
Теперь я понял, о ком она. Парень с пивом как две капли воды похож на...
— Джеймс Дикон! — прошептал директор. — Этот малыш — вылитый Джеймс Дикон, верно?
На экране мистер Совершенство пробирался сквозь дебри монолога. Да, сцена загублена частично из-за отсебятины (красавец, видите ли, решил импровизировать), частично из-за ужасной дикции. Под конец на экране появилось лицо плачущей девушки. В погоне за успехом она сбилась с пути и потеряла единственное, что имела, — мужчину, который ее любил. По идее в этот момент зрители должны будут рыдать от жалости к незадачливой девчонке... Думаю, рыдать они все-таки будут. От смеха. На экране мистер Совершенство, сделав каменное лицо, развернулся и вышел из студии. Но зачем же так вилять бедрами? Можно подумать, ему плавки жмут... А ведь наверняка надеется «Оскара» получить!
В зале стало темно, и режиссер-постановщик откашлялся.
— Ну?
Все молчат.
— Ну, так как? — взволнованно переспросил он.
Кто-то зажег свет, и у меня неожиданно разболелась голова.
Все повернулись к директору, с нетерпением ожидая его вердикта.
— Думаю, сценарий нуждается в серьезной доработке, — веско сказал он.
— Чертов город! — Я жадно проглотил таблетку от головной боли.
Мы с Джилл ехали домой. На улицах Санта-Моники, как обычно, пробки, и, опустив откидной верх «Порше», мы полной грудью вдыхали выхлопные газы.
— Исполнителя главной роли никто не винит. Конечно, он же восемь миллионов потребовал, а если сейчас его выгонят, еще и компенсацию за моральный ущерб запросит. Режиссер тоже ни при чем: он человек искусства, гений, помазанник божий. Кто остается? Несчастный сценарист, который написал то, от чего камня на камне не оставили.
— Не кипятись, давление подскочит. — Джилл свернула с автострады.
— Подскочит, говоришь? Да оно и так выше некуда! Еще немного — и я инфаркт получу!
— Не понимаю, чему ты удивляешься? С каждым фильмом происходит одно и то же. Мы ведь не первый год в кинематографе крутимся, пора бы уже привыкнуть...
— Я для них мальчик для битья, поэтому меня и держат. Любой режиссер, продюсер, актер считает себя гораздо талантливее. Просто он не может пока сесть и изложить свои чудесные мысли на бумаге.
— Но ведь именно так работает этот бизнес! Или приспосабливайся, или уходи: третьего не дано.
— Черт, да чтобы снять приличный фильм, нужно все делать самому: писать сценарий, заниматься постановкой, набирать актеров. Я бы и сыграл сам, только вот внешность подкачала.
— Еще нужно двадцать миллионов баксов, — подсказала Джилл.
— Да, деньги не помешали бы — не пришлось бы унижаться перед кретинами с киностудии. Хотя если бы у меня было двадцать «лимонов», зачем тогда писать сценарии?
— Даже имея сто миллионов, ты бы все равно писал.
— Ты права, я, наверное, ненормальный.
— Уэс Крейн, — объявила Джилл.
Я сидел за компьютером и, недовольно ворча, правил сценарий. По велению директора киностудии мой персонаж не бросит свою подружку. Вместо этого она сама поймет, как сильно ошибалась, пренебрегая им, и оставит карьеру ради любви. «Людям нужен фильм о простом женском счастье!» — заявил директор, а меня чуть не вырвало.
— Какой еще Уэс? — не отрываясь от клавиатуры, спросил я.
