и проговорил:
— Здорово, Большак. Гид не требуется?
— На что мне гид?
— Довести до места.
— Я и сам знаю, куда иду.
— Это куда же?
— К «Багамским пескам».
— Тогда я покажу дорогу.
Мы хитро переглянулись, как два завзятых мошенника, которые друг друга раскусили.
— Тебя как звать? — спросил я.
— Никсон.
— Это в честь президента, что ли?
— Нет, в честь меня.
— Тебе лет-то сколько?
— Тринадцатый пошел.
— А гидам больше платят, чем носильщикам?
— А то! Гид тебе всю историю выложит. Вот это место, где мы идем, называется Данмор-таун.
— Тоже мне, новость.
— Ладно, а знаешь, когда его заложили?
— Не-е.
— Вот так-то. Значит, тебе все-таки нужен гид.
— Твоя взяла, веди. — Я протянул открытую ладонь, и паренек со знанием дела припечатал по ней ручонкой: скрепили уговор.
— Город был основан в тысяча семьсот тринадцатом году.
— А кто такой Данмор?
— Хочешь знать, откуда взялось название?
— Ага.
— Видишь ли, так назвали здешние места освобожденные рабы, прибывшие на остров основывать поселение. Ну вот, первый, кто спрыгнул с лодки, осмотрелся и говорит: «Попотеть тут придется — море да дюны. Дюны да море». Дюн-мор, Дан-мор… Так и повелось с тех пор.
Никсон хитро сощурился, примечая, произвела ли впечатление его шутка. Произвела.
Потом мальчишка добавил:
— Данмор — это англичанин, он здесь, на Багамах, губернатором когда-то служил. В те времена Нассау нашему городу в подметки не годился, Данмор был столицей всех Багамских островов. Да, Нассау яйца выеденного не стоил. Ну разве что форт у них стоящий, форт Монтегю, самый старый на островах. Он там стоит с тысяча семьсот сорок первого года. Потом, когда началась Война за независимость, его захватили американцы. Так вот, с полсотни здешних смельчаков сели на корабль, приплыли в Нассау и напали на крепость. В неравном бою — американцев было вчетверо больше — они победили, надрали мерзавцам задницы и отбили форт. А ты американец?
— Да.
— Отмутузили наши американцев только держись. Слыхал о таком?
— Что-то не довелось.
— Это потому, что ваша история о позорных фактах умалчивает. А на самом деле так и было, захочешь — сам найдешь подтверждение, только литературу полистай. Те так драпали, что пятки сверкали.
— Верю.
— Я книжки по истории уважаю. Почитаю книжонку и кумекаю, как бы ее поинтереснее преподнести.
— А ты давно в гидах обретаешься?
— С сегодняшнего вечера, — ответил паренек.
Ближе к «Багамским пескам» улица сузилась, стоял мрак, по обе стороны дороги рос кустарник.
— Ты под ноги смотри, тут колдобина на колдобине, — посоветовал Никсон.
Я шел следом за пареньком, старательно выбирая дорогу. После четырех рюмок можно и оступиться, чего доброго. На каменной арке при входе на базу отдыха светили прожекторы. Мы дошли до парадного крыльца, где по обе стороны двойных дверей стояло по облаченному в форму охраннику. Я протянул Никсону пятидолларовую банкноту, он со знанием дела повертел ее в руках, проверяя подлинность, и сунул в карман.
— Хочешь, подожду тебя, на обратном пути доведу куда надо.
— Да нет, доберусь как-нибудь. Спасибо, Никсон.
— Я еще много чего могу рассказать, — похвастался паренек. — Все, что стоит знать об этом острове.
— Охотно верю.
— Что ж, гид понадобится — знаешь, где меня искать.
Я пожал ему руку на прощание и пообещал иметь его в виду. Паренек улыбнулся и припустил по своим делам.
Глава 21
«Багамские пески» — местечко для модной элиты, затерявшееся в пустынных дюнах. Его выстроил один итальянский магнат, который сколотил капиталы на спортивной одежде. Здесь собирался претенциозный люд: модели, фотографы, рок-звезды, актеры, агенты шоу-бизнеса, режиссеры и прочие причислявшие себя к вышеназванной публике.
Я зашел в холл и был поражен: здешнее помещение меньше всего походило на вестибюль рядового отеля — скорее уж на художественную галерею в Сохо. Необъятные полотна на стенах, картины всех стилей и направлений в духе бесшабашности. За конторкой, этаким полированным куском гранита, стоял портье. Кроме телефона и тонкого, как конверт, лэптопа на столе ничего не было — стерильная чистота. Сам портье больше напоминал человека, который проходит пробы на роль молодого и невезучего врача-идеалиста для какой-нибудь «мыльной оперы». Я улыбнулся и кивнул с таким видом, словно прослушиваюсь на роль трагически увечного друга сердца неотразимой красавицы, главной героини.
Я направился в бар. То, что предстало моим глазам, сложно было назвать баром как таковым — я будто попал в султанский гарем. Белая плитка, выбеленные песчаниковые стены. Прозрачные узорные занавеси от пола до потолка разделяли эту узкую продолговатую комнату на небольшие салоны с диванчиками и мягкой мебелью. Того и гляди, из-за портьеры выглянет Шахерезада, поманит пальчиком и примется услаждать дорогого гостя бесконечными сказками.
Официанты в черных шелковых пижамах а-ля Вьетнам смешивали коктейли в отгороженном стойкой закутке, похожем на забитый склянками грот. Перед гротом стояли высокие табуреты, где сидели сплошь незнакомые люди. В зале, освещенном масляными лампами, царил мягкий полумрак только что наступивших сумерек. Откуда-то лилась тихая задумчивая музыка, не мешавшая беседе. Я хотел поискать Барбару среди гостей, но здешний интерьер создавал одну сложность: чтобы разглядеть присутствующих, приходилось заглядывать за занавеси. В одном закутке я спугнул милующуюся на диване пару, мужчину с женщиной. В другом — ублажавших друг друга представителей сильного пола. В третьем — компанию приятелей, которые курили сигары и потягивали бренди.
Наконец, сунув голову за очередную занавеску, я увидел знакомые лица. Ребята были из компании Барбары, персонал журнала. Увы, я не помнил, как кого зовут и кто чем занимается. Тут-то меня и углядел один парень с черными очками в роговой оправе. Его короткие, напомаженные гелем волосы топорщились во все стороны. Он махнул рукой и окликнул:
— Эй, Зак!
