лучше похода в церковь. Уж не открыть ли мне собственный храм — храм Святого Зака, покровителя всех нуждающихся в объятиях? Святилище станет гвоздем сезона и будет пользоваться особой популярностью среди тех, кому немногим за сорок, кто недавно освободился из мест заключения, успел стать рогоносцем и потихоньку оплакивает свою горькую участь.
— Садись, подвезу, — предложила Штеффи.
Я взгромоздился на соседнее сиденье, и мы потащились в гору. На дороге валялся кокосовый орех, девушка резко крутанула руль и спросила:
— А где Барбара? Отсыпается?
Не большой я мастак скрывать чувства и переживания: все сразу отобразилось на лице.
— Что стряслось?
— Мы еще не виделись.
— Как так?
— Да вот так и не виделись.
— Что, с самого приезда?
— Она вчера не пришла домой.
Мы вырулили на подъездную дорожку в тени бугенвиллей, и Штеффи свернула на обочину.
— Ничего себе.
— Ага.
— И как ты думаешь, где же?.. — Она покачала головой, так и не закончив фразу.
Я опустил руку ей на плечо и сказал:
— Давай не будем ходить вокруг да около. Скажи, возможно ли, что у Барбары снова закрутилось с Брюсом Генноном?
— С какой стати! Оставь эти бредовые мысли.
— Просто я уже не знаю, что и думать…
Мы молча сидели, полуденная жара набирала силу. Над головой неподвижно висел горячий влажный воздух. На земле, около колеса, зеленая ящерица держала в челюстях маленькую белую бабочку и никак не могла заглотить свою добычу. Насекомое взмахнуло крыльями и вспорхнуло, неловко подрагивая в воздухе. Пролетев несколько футов, бабочка упала на землю, и зеленая ящерка опять ловко ее ухватила.
— Нет, Барбара ни за что не стала бы встречаться с Брюсом, — решила Штеффи.
— Почему нет?
— Нет — значит, нет. Не пара он ей.
— Но ведь эти двое когда-то были помолвлены.
Девушка молча пожала плечами.
— Да, Брюс Геннон привлекателен, умеет себя подать. К тому же он гениальный фотограф и такая подлюга… Этот тип, едва тут появился, сразу начал ко мне подкатывать да еще с десяток девчонок-моделей умудрялся обхаживать. А сколько ему лет? За сорок.
— Преклонные лета.
— Да нет, ты же меня понимаешь. Взрослый человек, а ведет себя как мальчишка.
— А вы с ней когда последний раз виделись?
— Сразу после съемок распрощались: она выпивку на всех заказала.
— В «Багамских песках»?
— Ага. Вообще было здорово. Все только о съемках и галдели — а что, материальчик отсняли первосортный. Чудесная погода, красивые шмотки. А каких Брюс моделей набрал — умереть и не встать. Нет, здорово получилось. Так что был повод повеселиться.
— Да, я как раз поспел к развязке. Только Барбара уже ушла.
— Во сколько это было?
— Пожалуй, ближе к девяти.
— Ну так она давно ушла. И я рассиживаться не стала, сразу за ней и смылась, а было тогда восемь вечера. Она наскоро пропустила бокальчик — да и то уговаривать пришлось, — уж очень ей не терпелось поскорее слинять. Помню, она на пляже не унималась. Все меня дергала: повернется и спросит вполголоса: «Как думаешь, он уже здесь?» И еще оглядывалась, тебя искала. «Ты его не видишь? Нет?» Зак, я тебе клянусь, наша Барбара вела себя как маленькая. Знаешь ведь, на нее как найдет…
Как же, как же… И это только одна из миллиона причин, почему я так к ней привязан.
— Так что поверь мне на слово: не стала бы она с Генноном глупить, — подвела итог Штеффи.
— Но ведь они из бара вместе ушли…
— Ушли, и что с того? Это еще ни о чем не говорит. И я с ними за компанию увязалась. Барбара сказала, что очень торопится тебя повидать, Брюс предложил на своей коляске ее подбросить. Он и меня приглашал, но я отказалась — не хотела с ним возвращаться.
— Значит, они с Барбарой поехали вдвоем?
— Ну да. — Тут собеседница умолкла, что-то припоминая. — Слушай, нет. Одна девица отвела Брюса в сторонку и принялась его убалтывать. Ха, какой там! Это и разговором-то не назовешь. Она об него и терлась, и крутилась, и так подберется, и эдак. Смотреть противно, а этот простак все за чистую монету принял. Помню, Барбара стояла-стояла, ждала-ждала, потом плюнула и пошла одна. Так Брюс ее догнал, и девица с ним.
— А что за девица?
— Понятия не имею. Она и прошлой ночью за Брюсом увивалась. Да там много было незнакомых людей. Любит народ тусоваться: фотографы, модели — все друг с другом перезнакомятся. А эта… Впрочем, может, Брюсу в конце концов что и обломилось.
— Ну хорошо, ему обломилось. Тогда где же Барбара?
— Слушай, ты ведь не думаешь, будто с ней беда стряслась? — жалобно пропищала Штеффи. — Ты в полицию заявлял?
— Нет еще.
— А чего ждешь? Здесь ведь есть полиция, да?
— Наверняка. Пока не интересовался. — Штеффи приуныла, и я нежно похлопал ее по плечу, успокаивая. — Да не расстраивайся, все образуется.
Вылез из коляски.
— Хочешь, я останусь? — предложила Штеффи. — Дождемся ее, тогда и поеду. У меня в принципе вылет в час, но я могу сейчас же сдать билет.
— Не надо, — сказал я. — Обойдется.
Я и сам в это почти поверил, дурень.
Глава 24
Когда я вернулся к себе, свет уже дали. Рухнул на постель и уставился на крутившийся под потолком вентилятор, который овевал меня нежной прохладой. Минут десять я ломал голову, думая, как же теперь поступить, — все тщетно. Изголодавшийся желудок мучительно бурлил, мозг, как видно, решил устроить забастовку в знак солидарности, а потому единственной здравой мыслью было сходить на ленч. Перекушу — глядишь, и созреет идейка. Лишь бы только хорошая.
В дверь постучали. Я направился открывать и услышал в коридоре возглас Крисси Хайнман:
— Стойте! Вы не имеете права…
И тут ко мне завалился высокий молодчик в синих форменных штанах с красными лампасами и накрахмаленной белой рубашке с золотисто-синими эполетами. На голове у него — белый шлем с серебряным крестом, застегнутый на тугой ремешок под подбородком.
— Гражданин Частин?
— Да.
— Пройдемте.
— Это еще куда?
