— Привет, — ответил я.
— Я Питер Прентис, главный стилист.
— Узнаю.
— У нас была вечеринка на твоем кораблике, гуляли всей командой.
— Конечно, помню.
Я не успел спросить, где Барбара: Прентис повернулся к своим компаньонам — тех было человек двадцать — и провозгласил:
— Так, слушайте все. Это Зак, друг Барбары.
Отовсюду раздавалось «Привет!», «Как поживаешь?», а какой-то остряк даже воскликнул: «Привет, Зак, друг Барбары!» — и все дружно рассмеялись. Прентис стал водить меня по кругу и представлять своих знакомых: помощника художественного редактора, визажиста, двух осветителей, стилиста и трех моделей. Барбара оказалась права: у Геннона действительно нюх на дарования. Там была еще масса людей, которые тем или иным образом участвовали в процессе съемок. Наконец я снова оказался рядом со стилистом и спросил, не видел ли он Барбару.
— А-а, — ответил тот, оглядываясь, будто и сам только что заметил ее отсутствие. — Ушла, наверное. Ну да, точно. С Брюсом. Давненько уже.
Ни с кем не попрощавшись, я вынырнул из закутка, вышел в холл и попросил портье об одной услуге: мне надо позвонить в «Альбери».
— Разумеется, сэр. — Он протянул мне трубку и набрал номер. Я попросил к телефону Крисси Хайнман. Нет, Барбара в столовой до сих пор не появлялась. Я подождал, пока администратор сходит к окну, проверить, не горит ли свет в бунгало Гибискуса. И там Барбары не было. Я поблагодарил хозяйку за помощь, и мы распрощались.
Вручив портье трубку, я спросил, не может ли он сказать, в каком номере поселился Брюс Геннон.
— Боюсь, что нет, сэр. — «Идеалист-романтик» улыбнулся. — Но если хотите, мы можем туда позвонить.
— Да, пожалуйста.
Он снова протянул мне трубку и набрал на консоли какие-то цифры. На десятом гудке я дал отбой.
— А вы не могли бы еще раз попробовать?
— Не понял, сэр?
— Наберите снова. Вдруг в первый раз ошиблись.
Портье был явно оскорблен. Да как я посмел усомниться в его коммутаторских навыках! Тем не менее он набрал номер, с нарочитой медлительностью тыкая в кнопки. На этот раз я приметил, какие портье набирает цифры: 2-1-1-4. Выждал несколько гудков и говорю:
— Как видно, никого нет.
Отдал трубку и направился к выходу. Доброй ночи на прощание мне не пожелали.
Я вышел из общего корпуса. Для такого шикарного комплекса здесь было весьма тесно. Штук двадцать сдвоенных бунгало лепились почти вплотную друг к другу, разделяясь усыпанными ракушкой тропинками. Я отыскал номер 114, из-под двери которого лился тусклый свет. Впрочем, поскольку окна выходили на противоположную сторону, рассмотреть, есть ли кто внутри, не представлялось возможным.
Я постучался и гаркнул:
— Эй! Кто-нибудь дома?
Пока я еще не решил для себя, как поступлю, если сейчас на пороге покажется Геннон, а уж тем более если выяснится, что Барбара действительно с ним. Принялся колошматить по двери, но мне не открыли. Тогда я обошел бунгало сзади. Пришлось лезть через кротоновую изгородь, я сломал пару веток и наделал порядочно шума.
С обеих сторон постройки располагалась небольшая терраса, с которой открывался вид на океан. Я стоял на мощеной площадке позади домика. Раздвижная стеклянная дверь была плотно закрыта, шторы задернуты.
Я постучался.
— Геннон, ты у себя?
Ударил кулаком.
— Черт, да впусти же меня!
Схватившись за дверную ручку, я принялся ее теребить, надеясь сорвать с замка. И тут послышался голос:
— Вам помочь, сэр?
Я обернулся на слепящий луч, который медленно сполз с моего лица: на дорожке стоял охранник.
— Это ваш номер, сэр?
— Нет, решил к приятелю заглянуть.
Охранник снова посветил мне в лицо.
— Вы здесь живете, сэр?
— Нет, — ответил я и ретировался.
Вернувшись в «Альбери», я решил выпить. Мне совсем не хотелось услаждать разговорами развеселую публику в баре, так что я направился сразу в коттедж. Передо мной был выбор: либо выпить «Шрамсберг», либо угоститься «Бифитером». Я выбрал джин. Налил себе бокальчик, выдавил туда же чуток лайма, вынес на улицу деревянное кресло-качалку и уселся любоваться океаном.
Ветер дул сильный, бодрящий. Над головой светили звезды. Много-много звезд. Я сразу нашел самые простые созвездия: Ориона, ковш Большой Медведицы и Скорпиона. Потом стал составлять свои собственные комбинации, тут же облекая их именами: созвездие Эскалопа, Поварешки и Бульонного кубика. Ишь ты, проголодался.
Я наполнил опустевший бокал и снова принялся смотреть на звезды. Была там одна особенно яркая — наверное, даже не звезда, а планета. Может быть, Венера. Не знаю. Я обратился к этой звездочке, которая, возможно, была Венерой, изо всех сил стал кричать, горланить от души. Мне так понравилось, что я снова принялся драть горло. Интересно, долго ли мой голос будет лететь до звезд? Световые годы или миллионы световых лет? А если он так нигде и не остановится, а будет лететь дальше и дальше в пустоту, вечно? Выходит, я себя обессмертил? Наверняка.
Вдоволь наоравшись, я вернулся в коттедж подбавить рому в бокал, но вместо этого упал на кровать и дал храпака.
Глава 22
Первые лучи восходящего солнца просочились сквозь жалюзи и разбередили мой мозг до состояния, которое у низших форм жизни, пожалуй, называется бодрствованием. Хихикали дрозды. Где-то тявкала собака. Прокукарекал петух, тут же отозвался его сосед. Тут первый вступил в дело снова. Басовым ритмом отбивал прибой. Багамский филармонический оркестр выдавал полное крещендо.
Я принудил себя открыть глаза.
В руках моих была подушка, славная удобная подушка, набитая отзывчивым к объятиям поролоном. Со временем, при более располагающих обстоятельствах, мы могли бы узнать друг друга получше. Скрученная узлами простынь наполовину сползла и свисала с кровати. Одеяло свалилось на пол. Во рту пересохло, в башке гулко стучало — эх, жизнь-жестянка.
Между яростью и отчаянием раскинулась целая пропасть по-своему адских мук. Над ней-то я и завис. Строго говоря, слово «измена» подразумевает, что двое находятся в состоянии брака. Хотя нас с Барбарой не связывали никакие формальные узы и клятвы, между нами всегда царило взаимопонимание — во всяком случае, так мне раньше казалось. Значит, если она наставила мне рога, то я по меньшей мере если и не
