стипендию заслужил.
— Так ты на следующий год на север подался?
— Да, не повезло мне, — вздохнул Педерсон. — Ногу подвернул на одной игре. С тех пор на поле не выходил. Правда, стипендию мне все-таки выплатили. Отучился до конца, все как надо, магистратуру сдал по специальности «Криминология и общественное управление».
— А сюда какими судьбами занесло?
— Я же местный, островитянин. В старших классах переехал к тетке в Майами. Играл в «Корал Гейблз». Оттуда — в Гейнсвилл. Защитился, три года пропахал на управление Майами. Ну и измаялся же я там. А потом кто-то слушок пустил, что здешний инспектор увольняется. Я и возомнил черт-те что — тоже мне, первый кандидат на тепленькое местечко. Уж пятнадцать лет как здесь кукую.
Педерсон обвел комнату взглядом.
— Чем богат, кроме джина с шампанским? — спросил он.
— Есть лед, вода, — ответил я.
— Охлажусь, пожалуй.
Я приготовил нам обоим по бокалу воды со льдом и спросил:
— Есть предположения, кто у нас тут главный забивала?
— Да имеется парочка. А наши знакомые сказали, какой был у похитителя голос?
— И словом не обмолвились. А я и не спросил, — сказал я. — Эх, не додумался.
— Да уж, стоило бы поинтересоваться. На самом деле надо было с самого начала позвонить мне и все рассказать, я бы к ним подъехал и все, что надо, разузнал.
— Так давай сейчас туда и смотаемся, что время-то терять.
— Да нет, отложим до утра. У меня на вечер кое-какие планы.
— Думаешь, это свои, с острова?
— Не-е, вряд ли. Сомневаюсь, чтобы наши на такое пошли. Знаю я местный люд. Не того они склада, чтобы так заморачиваться, — сказал он. — А вот на Французском Бухле — там пожалуй… Ладно, после расскажу.
— Что за Бухло такое?
— Да есть тут один островок, на той стороне Битер-Чэннел. Отсюда тридцать минут на парусах. Верноподданные до мозга костей.
— В смысле?
— В смысле не слишком большие приверженцы идеи об этническом разнообразии. Там не то что темнокожих, мулатов не встретишь. Да и белым не слишком-то сладко. Чтобы тебя приняли, ты должен восходить корнями к первым поселенцам.
— И ветвей у семейного древа, надо думать, тоже раз-два и обчелся?
— Почему же, есть там кое-какие ветви. Даже целых четыре. Хейлы, Кроу, Блантсы и Сноу. Сами между собой живут, дела делают и детей заводят. Если ты не их породы, тебе на Бухле не прижиться.
— Никого не пускают на остров?
— Ну что ты, можно приехать, пошляться по окрестностям. Там и гавань своя, и ресторан с баром, кое-какие магазинчики. У них даже небольшой музей есть, по истории Французского Бухла. Тамошние жители-то не дураки, доллары с туристов тоже стричь любят. В наши времена этим заниматься сам Бог велел…
— Почему именно в наши?
— Они ведь испокон веку чем жили? Спиртным.
— Контрабандным, что ли?
— Контрабандой да наркотой. В стародавние годы каждый несчастный ловец лобстеров имел миллион в загашнике. А потом монополизировали это дело, появился хозяин, который принялся разруливать потоки, и вольным художникам тут делать стало нечего. Рыбаки со своими лодчонками остались с носом. Кто-то занялся извозом: гаитян катать. Да только на этом денег не заработаешь. Вот и крутятся, кто как может. Кто-то лобстерами промышляет — нужда заставила, — а другие и грязных делишек не гнушаются. Я пару раз отлавливал тамошний народец на краже лодок. Временами в дома вламываются. К местным, на Харбор-Айленд.
— Так, думаешь, кто-то с Французского Бухла пошаливает?
— Фактами я не располагаю и потому ничего утверждать не берусь. — Педерсон осушил стакан, вытряхнул кубик льда и принялся его рассасывать. — Есть один человек на примете; готов об заклад побиться, что это…
— Виктор Ортис?
— В яблочко, — сказал Педерсон. — Есть в твоих байках толика правды. Похоже на то, что Ортис тебя прищучил, решил развести на кое-что.
— Да и у меня такая мыслишка пробегала. Только вот непонятно, на что он меня разводить собрался.
— Видно, есть у тебя нечто, чем он рад бы поживиться.
— Совершенно точно это не деньги, — сказал я.
— Значит, догадываешься о чем-то нехорошем.
— Так-то оно так, да только если я располагаю вредной для него информацией, почему сразу меня не пришить? Возможностей было предостаточно, — сказал я. — Зачем-то весь дом перерыли…
— А догадаться слабо, что они там искали?
— Даже не представляю. Как я голову ни ломал — ничего на ум не идет.
Взгляд упал на бутылку. Да, выпить бы не помешало. Я, похоже, дозрел. Только вот Педерсон вряд ли составит мне компанию. Печально, потерпев отказ, напиваться в одиночку. Джин на коктейль, проснешься… Как там? Под дверью? Да ладно, с одного бокальчика вреда не будет.
Пока я плавал в подобных размышлениях, Педерсон сказал:
— Только есть тут одна неувязочка. Ну, с версией про Ортиса.
— Кажется, улавливаю. Если он меня решил прижать, при чем тут лорд Дауни? Взял бы Барбару — и делай ноги.
— Ага. Этого-то я и не пойму.
— А может, деньжатами решил разжиться? — предположил я. — И меня прижать, и ставки удвоить.
— Не исключено, — согласился мой новообретенный приятель.
— Эх, ни черта мы не знаем.
— Вот именно. — Инспектор встал, собираясь уходить. — Мило посидели, но мне еще надо допросить осведомителя.
— Клариссу?
— На допросах я очень хорош, — сказал он. — Осведомители всегда просят поработать с ними чуть- чуть подольше.
Инспектор открыл дверь, вышел за порог и направился прочь.
— А про зуботычину-то правда? — крикнул я ему вслед.
Педерсон не обернулся.
— Ты еще и плюхнулся на задницу, прямо в грязь.
Глава 32
После ухода инспектора я походил по номеру, прикидывая, не пропустить ли еще бокальчик «Бифитера». И тут меня осенило, что я так и не позвонил Штеффи Планк. Пока я шел в главный особняк, вспомнил, что не рассказал Педерсону про Тиффани Сен-Джеймс — совсем вылетело из головы. Может, и ничего особенного — ну прокатилась она с ними, что с того. Опять же не хотелось вновь упреки от инспектора выслушивать.
Когда я пришел, телефон был свободен — постояльцы разбрелись по столикам и ужинали. Штеффи
