Ну вот, опять поручение, и опять глупее некуда.
В самом деле, за сегодня поручик Салытов обходил уже седьмой трактир кряду. От перегарно-водочной и табачной вони уже дышать было невмоготу; глаза начинали непроизвольно слезиться, в горле першило. На входе его бесцеремонно пихнули двое выбирающихся из кабака пьяниц — толкнули не по злобе, а просто не рассчитали амплитуду движения, оттого и навалились.
Заношенные грязные армяки, неуклюжее радушие — от всего этого Салытова буквально воротило. Просто абсурд какой-то. И чья это дурацкая затея, с обходом этим, будь он неладен? Просто зла не хватает.
— Пшел прочь! — брезгливо отпихнул он одного из забулдыг рукой в перчатке. Мужичина от толчка тяжело качнулся и медленно, не сразу сфокусировал на поручике мутный взгляд.
— Ну же, — еле сдерживаясь, прикрикнул Салытов, — живей, разлюбезные!
Прозвучало вполне миролюбиво, и вместе с тем как бы ставя преграду между ним и этими двумя чуйками. В ответ пьяница пробурчал что-то невнятное.
Его товарищ ухватился за перильца крыльца и качался теперь эдаким штурманом терпящего бедствие корабля. Он вдруг громко чихнул, от чего его опасно накренило — еще немного, и он повалился бы на Салытова. Пришлось осмотрительно обогнуть эту пару, прежде чем не оглядываясь войти в трактир.
Над полудюжиной столов и на прилавке кабатчика, чадя, потрескивали свечи. Неверный свет, перемежающийся с островками тени, придавал силуэтам сидящих за столами выпивох некую покинутость. На вошедшего никто даже не обернулся. Из угла доносились унылые звуки шарманки, которую крутила баба в рваном полушалке. Незатейливая мелодия наслаивалась на сдержанный гомон голосов. Ни смеха, ни веселого шума, свойственного дружеским застольям, — лишь вздохи да унылое бормотание, под стать монотонному зуденью старенькой шарманки.
Салытов, тяжко вздохнув, прошел к прилавку, за которым тощий паренек-половой с угрюмым видом протирал несвежей тряпкой стаканы. Временами он вдруг прерывал свое занятие, словно в такт нестройному звучанию мелодии, как будто находясь с ней в невидимой связи. Подпоясанная рубаха топорщилась на пареньке пузырем, вышивка местами отпоролась.
— Кто тут за главного? — начальственный бас поручика поверг полового в оторопь. — Где тут хозяин, дубина стоеросовая? — Салытов в сердцах грохнул кулаком по прилавку. Вышло бы внушительнее, если б на прилавке стояла посуда, но и такого удара оказалось достаточно, чтобы половой остолбенел окончательно — кстати, заодно с шарманкой, которая на минуту тоже озадаченно притихла. — Ну чего ты на меня пялишься! Хоть слово-то молви, одно-единственное! Или ты глухонемой? Бол-ван! — Глаза у паренька наполнились страхом, отчего Салытов осерчал еще сильнее. — Ты мне, любезный, хотя бы вот что скажи… — Тут Салытов на секунду замешкался, поскольку сам теперь запамятовал, чего бы ему хотелось от этого дурня услышать. Криком, как видно, ничего не добьешься. А потому он сменил тон на более сдержанный.
— Я поручик Илья Петрович Салытов, из Сенного полицейского участка. — Теперь половой еще и открыл рот. — Ты по-русски вообще соображаешь, нет? Где он?
— Кто «он»? — переспросил наконец паренек дрогнувшим голосом.
— Хозяин твой, ирод, черт тебя побери!
— Он, это… в зале, в соседней.
— Ну так зови его сюда! Ну нар-род, вообще ничего не соображают, — искренне жалеючи себя, прорыдал Салытов. Нечто вроде омерзения волной прошло по телу. Кочевать и дальше по всем этим кружалам становилось решительно невмоготу. Он брезгливо оглядел пол, рассчитывая увидеть на нем тараканов — и, честно сказать, не ошибся.
Когда он поднял глаза, вместо паренька возле него стоял бокастый мужик с кудлатой бородой и сальными волосами, поглядывая на него с постной миной. Под липким на вид кожаным фартуком грушей торчало пузо.
— Ступай, Кеша. Сам разберусь, — пробасил он куда-то на сторону. В голосе чувствовалась настороженность. Кабатчик цепко оглядел незваного гостя.
— Ты тут, что ли, заправляешь этим… — Салытов оглядел стены кабака, словно на них могло быть написано соответствующее слово. — …заведением? — бросил он с сарказмом.
Кабатчик ограничился скудным кивком.
— Поручик Салытов, из Сенного околотка, — отрекомендовался Салытов. — С официальным расследованием. Так что будь любезен, иначе сам знаешь что бывает! — Салытов полез в карман шинели и вынул оттуда фотографию Ратазяева. — Вот этого признаешь?
Кабатчик молча изучил фотоснимок, после чего моргнул с совершенно непроницаемым лицом.
— Да мало ли кто здесь шляется, — хмыкнул он наконец, возвращая карточку.
— Но ты его таки узнаёшь?
— Да не особо.
— Что значит «особо», не «особо»! — в очередной раз сорвался Салытов. — Ты мне четко изъясняй, узнаешь его или нет!
— Ну раз так, то нет.
— Ты что, дурака из меня делать вздумал? Ты мне это брось! Я тебе покажу, как со мной дурака валять!
Кабатчик в ответ лишь упрямо возвел бровь.
— И бровью нечего тут играть! Ишь чего, бровями он играть со мной вздумал! Дерзить?! — Салытов хлестко шлепнул кабатчика по щеке перчаткой. Появившийся в этот момент за прилавком половой побледнел. Кабатчик же в ответ лишь повернулся другой щекой — дескать, «на, хлещи!» — и уставился на поручика по-бычьи, исподлобья. — Вот они мне где, брови твои, понял? — И разгневанный Салытов провел по шее ребром ладони.
Кабатчик понуро кивнул.
— А теперь, я опять тебя спрашиваю, ты узнаешь этого человека? Смотри внимательно! — Салытов ткнул кабатчику карточкой чуть ли не в физиономию; тот даже попятился. — Ну?
— Ну вроде, если присмотреться, бывал такой здесь, разок-другой, — тихим голосом, но без страха отвечал кабатчик.
— Да он тут по всем вертепам шлялся! — хмыкнул поручик. — Куда ж ему мимо вас пройти! — Поняв, что попытка пошутить не удалась, Салытов продолжил дознание. — И когда он был тут в последний раз?
— Не упомню, ваше превосходительство, — льстя не высокому, в общем, чину поручика, почтительно отвечал кабатчик. Салытов воззрился на него с подозрением.
— Врешь! А сегодня? Сегодня его разве не было?
— Не было, ваше превосходительство.
— А давеча? Скажем, вчера?
— И давеча не было. Он к нам уж давненько не заглядывал, — сдавленно произнес кабатчик и, словно заново приглядевшись к Салытову, добавил: — Ни он, ни тот, второй.
— Второй? Ах вот как, был еще и второй? — Салытов от неожиданности даже позабыл про строгость.
— Да они частенько, бывало, вдвоем захаживали. Он и тот, второй.
— Кто таков?
— Ей-бо, не знаю, ваше превосходительство! Нешто я их поименно сюда запускаю?
— А вот я возьму да и привлеку тебя как сообщника серьезного преступления, — пугнул Салытов без особого, впрочем, рвения, скорее из привычки. — За укрывательство лиц, разыскиваемых полицией. Что, съел? — спросил он с прежней резкостью, словно опомнившись.
— Да откуда ж я про то знал, что они в розыске, ваше превосходительство! — с показной истовостью взмолился кабатчик. — Я б, коли про то знал, вмиг бы спросил, кто такие! А я тут, если вникнуть, вообще никого толком не знаю. — Он беспомощным жестом обвел свое заведение, посетители которого сидели в полутьме, все как один в остолбенении. — Что мне до них! Приходят, пьют да уходят. Мне до них и дела нет. Может вон Кешка что подскажет. — Кабатчик снисходительно кивнул пареньку-половому, который враз обмер от предстоящего разбирательства с полицейским.
— А что, и впрямь, — недобро усмехнулся Салытов. — А ну давай, выкладывай!
Кеша лишь глазами зарябил между строгим хозяином и грозным жандармом.
Салытов предъявил ему фотографию.
— Ну что, знаешь этих людей? — Кеша спешно кивнул. — Так говори! — рявкнул Салытов.
— 3-знаю.
— Как звать? Как они друг к другу обращались?
— О-о-обращались…
— И то хорошо. И как же обращались?
— Один, это, Ра… Ра… Ра… — силился выговорить паренек.
— Что еще за «ра-ра-ра»? Говори, как подобает человеку, остолоп!
— Ра… Ротозяев, — справился наконец половой.
— Я уже понял, что Ра-тазяев, дурища! Ты мне теперь не Ра-та-зяева называй, а того, второго! С которым он сюда таскался!
— Говоров, — выпалил Кеша скороговоркой, на этот раз без запинки.
— Точно Говоров?
Кеша опять отчаянно кивнул.
— Так. Говоров. И что ты про этого Говорова можешь мне сообщить?
Паренек беспомощно съежился, словно боясь, что его сейчас ударят. Судя по всему, он готов был выложить про этого Говорова все, что угодно, лишь бы знать, чего добивается от него этот суровый жандарм. Наконец он кое-как совладал с собой и выдавил единственную фразу:
— У него фотографии были.
— Так. Далее. — Половой опять поежился. — Ну давай, давай дальше! Что за фотографии? Кто был на них?
— Глупости.
— Какие еще глупости?
— Ну… просто.
— Глупость ходячая — это ты сам! Говори толком, что там было, на тех фотографиях!
— Ну, девицы разные.
— Девицы? Что ж такого глупого в девицах? Ты что, от карточек с девицами глаза воротишь?
— Они, того… без одежи. Салытов вальяжно расхохотался.
— С чего это ты вдруг? Разве ж это глупость — девки голые! Ну-ка, покажи мне, какие у тебя фотокарточки с ними имеются!
— Я на них сроду смотреть не могу, — признался Кеша.
— Ну да, поверил я тебе! Парень, в твоем-то возрасте! Да ты не дрейфь, не арестую я тебя за пару-тройку скабрезных карточек. Ты лучше мне, Иннокентий, правду скажи: что ты с теми снимками делал?
